Просвещение России. Взгляд западников и славянофилов

Причину живучести и распространенности западничества в отечественной культуре он видит в том, что в наше просвещение вошли не отдельные факты западноевропейской культуры, но целые фрагменты и неоспоримо принимаемые догмы. Рассматривая явления русской крестьянской культуры с точки зрения другой культуры, отделяя себя от нее, ставя себя на высокий пьедестал, невозможно представить эту культуру иначе как нечто несуразное, дикое, бесконечно далекое от искомого идеала. Таким образом, один из главных вопросов, поставленных Хомяковым и Киреевским, – является ли западноевропейское просвещение общечеловеческим? – возникает и у Самарина.

Статьей, за которую западниками обычно критиковались славянофилы (хотя они сами никогда не относили Шевырева к «своим»), была работа С. П. Шевырева «Взгляд русского на современное образование Европы», в которой автор рассматривает духовные основы культуры четырех главных европейских держав – Англии, Франции, Германии и Италии. Но прежде всего профессор отмечает, что все западноевропейские культуры довольно автономны и не допускают чрезмерного чуждого влияния.

Противоречивую суть Англии выражают бурный дух Байрона и консерватизм Вальтера Скотта. Реформация и революция, случившиеся в Англии раньше других стран, мало ее поразили. Отсюда процветание наук и образования в стране.

На Россию больше влияли Франция и Германия. Реформация и революция – два основных события, по мнению автора породившие болезнь всего их организма. Эти культуры, пишет он, увлекли нас роскошью своей образованности, техники, «угождая всем прихотям нашей чувственности, расточая перед нами остроумие мысли <…> Мы рады, что попали на пир к такому богатому хозяину <…> Но мы не замечаем, что в этих яствах таится сок, которого не вынесет свежая природа наша <…> Мы не предвидим, что пресыщенный хозяин, обольстив нас всеми прелестями великолепного пира, развратит ум и сердце наше: что мы выйдем от него опьянелые не по летам, с тяжким впечатлением от оргии, нам непонятной <…>»[74].

Во Франции гуманистические, «бескорыстные» науки (от которых нет никакой практической пользы. – Л. Б.) находятся в самом жалком состоянии. Педагоги увлечены славой трибуны и «прельщениями жизни политической». В журналах мир предстает в одной черноте своей. Убийства, пороки и казни – публичны. Драма Франции «объявила решительную войну браку; она просто видит в нем насилие, налагаемое на людей законами общества», «редкая пьеса не выставляет на сцене какое-нибудь ужасное злоупотребление брака»[75]. Все писатели чувствуют болезненное состояние своего Отечества во всех отраслях развития; все они единодушно указывают на упадок его религии, политики, воспитания, наук и самой словесности, которая их же собственное дело. Это сделалось привычкой и модой.

Университеты и науки в Германии по видимости процветают. Но, по мнению ученого, «разврат мысли» – невидимый недуг Германии. Кроме того, «журнальное и торговое направление, которого не избегла и благоразумная Германия со своей литературой, принесло и ей много вреда, как повсюду»[76]. Особенно громко звучит вопрос об отношении философии и религии. Шеллинг – «исполин мысли, вдруг остановился и преклонил смиренное чело перед Религией». Но теперь он молчит. Причина не в нем, причина в Германии. «Если бы философ был уверен в том, что его новая религиозная философия, ясно им самим сознанная, произведет полное убеждение в большей части Германии, – он, конечно, не замедлил бы совершить свой подвиг. Но он предчувствует противное – и не решается»[77].

Вывод автора пессимистичен: нравственный мир Европы будет тем, чем он уже есть: умирающим, если не совсем мертвым. Заметим, что этот вывод касается именно нравственной и духовной стороны западноевропейской культуры. Шевырев призывает к разрыву с Европой: «Направление западных стран настолько не согласно со всеми нашими началами, что мы все признаем необходимым разорвать наши дальнейшие связи с Западом. Дух его образования (не отдельные науки, конечно) нам непонятен. Мирно и благоразумно созерцаем мы это развитие». Автор отмечает следующие негативные черты уже нашего просвещения, сложившиеся под влиянием Запада:

1) нерешительность; магическое обаяние Запада сильно действует на нас, но мы напрасно ждем откровений оттуда, Запад посылает нам то, что отвергается нашим умом и сердцем, отсюда тяжкая и праздная нерешимость;

2) недоверие к собственным силам. Последнее слово литературы Запада действует на нас какой-то чародейственной силой и сковывает наши собственные мысли;

3) апатия. Юное деревце под столетним кедром – это Россия в тени Европы. Дон Жуан произвел Евгения Онегина, одного из общих русских типов. Этот характер часто повторяется в нашей литературе – он подлинно Герой нашего времени. Эта апатия – причина лени, «которая одолевает свежую молодежь нашу, и бездейственности литераторов и ученых, которые изменяют своему высшему призванию» <…>[78].

Но у нас сохраняются три коренные качества – залог нашего будущего развития: