Просвещенное сердце

Это сейчас общеизвестные факты, с тех пор, как Гартман разработал концепцию «автономии эго», а затем совместно с Крисом выработал условия существования нейтральной эго-энергии. Их теоретические формулировки были дополнены Эриксоном и Рапапортом. Тогда, в концлагере эти теории не могли быть мною применены. Позднее я пытался описать поведение в экстремальной ситуации, используя эти теории, но сами факты и их интерпретация превосходили предложенные рамки.

Чтобы не ввести в заблуждение, я обращаю внимание на то, что касается только психоаналитическое теории и вытекающих из неё взглядов на личность. Под психоанализом подразумевают по меньшей мере три вещи: метод наблюдения, терапия и набор теорий о поведении и структуре личности человека. Их значимость определяется по нисходящей, при этом самым слабым звеном (нуждающемся в пересмотре) является теория личности.4 Но как метод наблюдения психоанализ сильно мне помог, дав мне более глубокое понимание того, что может происходить в подсознании как заключенных, так и охранников, понимание того, что может спасти жизнь или помочь соузникам.

Таким образом, лагерный опыт научил меня двум, казалось бы, противоречивым вещам. С одной стороны, я увидел недостатки психоаналитической теории в отрыве от практики, и её дефекты в случае применения в несвойственной ситуации. С другой стороны, именно в несвойственной для психоанализа обстановке было значимо понимание, посредством наблюдения, бессознательных мотивов человеческого поведения.

Здесь можно привести такой пример. Согласно тогда принятым психоаналитическим воззрениям тестом на хорошо интегрированную личность (цель психоанализа) было наличие способности свободно устанавливать близкие отношения — «любить», а также быть готовым к «работе» над сублимацией подсознательного. Отчужденность и эмоциональная отстраненность были признаками слабости характера. В главе 5 я описываю великолепный стиль поведения группы, которую я назвал «помазанники». Они нисколько не работали со своим подсознанием, но при этом были верны своей прежней структуре личности, придерживаясь своих ценностей перед лицом крайних испытаний, хотя лагерный опыт их сильно подавлял.

Подобное поведение характеризует и другую группу, поведение которой согласно психоанализу должно рассматриваться как крайне невротичное или откровенно бредовое, и поэтому способное вызвать в ситуации стресса распад личности. Я имею в виду «Свидетелей Иеговы», которые показали не только необычно высокие образцы человеческого достоинства, но и казались защищенными от разрушительного воздействия тех условий, перед которыми не выстаивали, как я считал согласно психоанализу, высоко интегрированные личности.

Гораздо позже и в полностью ином (хотя, может, и не совсем) контексте произошли похожие события. Я говорю об изучении людей, выросших в израильских киббуци. У многих из них, согласно психоанализу, детский опыт должен был отразиться в нестабильной личности. Они также были замкнуты и отчуждены. Психоанализ их рассматривал как сильных невротиков. Но также это были люди, перенесшие невероятные испытания во время войны за независимость и в ходе короткой военной кампании против Египта. Я уж не говорю о трудностях жизни на граничащих с арабами территориях. Эти люди, согласно психоанализу слабоустойчивые к дезинтеграции личности, показали себя героями, в основном благодаря силе их характера.5

Заметки вне контекста

Вопрос был в том, почему психоанализ столь успешный в понимании человека и изменений его личности, показывает некомпетентность в других отношениях. Почему он не может служить ключом к пониманию «истинной» природы человека? Почему, помогая человеку выйти из стресса и способствуя улучшению его состояния, как это было в моем случае, психоанализ не может достичь этого в отношении других, не предоставляет им возможности достичь интеграции, чтобы выстоять в экстремальной ситуации?

Я долгое время размышлял над причинами этого. Одна из них в том, что, несмотря на то, что психоанализ имеет большой потенциал для разрешения внутренних конфликтов и инструментарий для проникновения в глубины подсознания, практика психоаналитической терапии, как её понимал Фрейд и его последователи, в-основном ничто иное, как сильно обусловленная социальная ситуация, поскольку она может пролить свет только на некоторые (но не на все) стороны человеческого разума и может изменить некоторые (но не все) аспекты личности и не может оградить от ограниченности как пациентов и психоаналитиков, так и саму теорию.