— А как же мать?
— Главное — это ребенок. У нее вся жизнь впереди. — Мисс Флорентина смотрит на меня со значением.
— Что вам известно о «Пылающих мостах»?
— Забудь об этом. Иди и найди свою Дульсинею. — Она вырывает страничку из альбома, складывает ее пополам и дает мне.
— А что насчет книги?
— Ты сказал, что к его работе это не имеет отношения. — Она явно недовольна.
— Извините. Я просто не знаю, у кого еще можно спросить. Я собирался встретиться с литературным критиком Авельянедой. Но я уверен, что все это будет… ну вы знаете. Просто вы последний человек, который может…
— Криспин, прекрати, дитя мое. Ты никогда не изменишься. Забудь про ланч. Иди с Богом.
— Еще один вопрос, последний…
— Так Бог велел, и заповедь сия единственною дочерью была Божественного голоса… — Она поворачивается ко мне. Спина прямая, в лице вызов. — Твоя очередь.
— Не понимаю.
— Ау, Криспинито? «Потерянный рай»?
— Да, но…
— Джон Мильтон. Какой же ты бестолковый! Что с тобой? «Единственною дочерью была Божественного голоса. Вольны мы в остальном. Наш разум — наш закон».
[186]