Просвещенные

Она давно уже не делала этого. Дульсе сомневалась, хватит ли ей веры на этот раз. Все предыдущие разы были, когда она была куда моложе. Сейчас она даже чувствовала себя старше. Между одиннадцатью и пятнадцатью целая пропасть. Почти треть жизни! Краски вокруг нее с каждым годом как будто немного тускнели. А вдобавок теперь рядом не будет Капа и он не сможет ее поймать.

Дульсе помнила законы волшебства, но в школе ее научили и непререкаемым законам физики. Притяжение всегда останется притяжением. Но, может, если поверить по-настоящему, удастся его замедлить и подчинить падение себе. Потому что падение, если живешь настоящим моментом, — это ведь, по сути, то же, что полет, во всяком случае, пока не коснешься земли. Так говорил Кап. Чего ж тогда боялась Дульсе? Ведь это просто усилие воли, как ранний подъем в школу, когда еще так хочется спать.

И Дульсе сошла с ветви, как делала столько раз с Капом. Она верила, что самое важное знание не ушло от нее вместе с детством. Она верила, что снова может стать легче воздуха. Она верила, что не упадет. Она верила.

Дульсе полетела. Замедлилась. Стала опускаться медленно, как перышко, и коснулась земли. Подошвы ног наконец приняли на себя весь ее вес, но она по-прежнему ощущала какую-то небывалую легкость. Она посмотрела вниз — да, ноги крепко стояли на земле. Но чувствовала она себя совершенно новым человеком.

Звезды в небе сияли так, будто устроили ей овацию.

Криспин Сальвадор. «Ай-Наку!» (последняя книга трилогии «Капутоль»)

* * *

По дороге в гостиницу мое такси останавливают на блокпосту. Пожилой водитель заметно дрожит и, опуская окно, накручивает на палец длинный завиток, растущий из родинки на щеке. Солдат в блестящем зеленом плаще, с которого потоками льется вода, нагибается и светит нам фонариком в глаза. Нижняя часть его лица закрыта маской.

— Права, пожалуйста.

Они с водителем о чем-то тихо переговариваются. Солдат отходит назад и стучит по капоту, дверца со щелчком открывается. Водитель оборачивается и с улыбкой говорит:

— Ничего страшного, они все такси обыскивают. Сегодня у дворца Малаканьян взорвалась машина.

Солдат громко захлопывает багажник.

— У вас резина лысая на запасном колесе, — говорит он, нагибаясь, чтоб взглянуть на нас. Лицо его в каплях дождя.

— Если понадобится, сойдет и такое, — говорит таксист. — На новое я еще не заработал.

— Придется выписать вам штраф и забрать права.

— А можно на месте оплатить?

— Можете попробовать.

— Сколько?

— Сто песо.

— А вы имеете право штрафы выписывать? — встреваю я с заднего сиденья.

— Двести песо, — говорит солдат, не глядя на меня.

Я опускаю свое стекло.

— Вы из какого подразделения? Я на вас жалобу напишу…

— Четыреста. — Солдат смотрит прямо на меня.

— Хорошо, хорошо! — говорит таксист, вкладывая в руку солдата четыре купюры.

Солдат возвращает права и лучом фонарика показывает, что мы можем проезжать. Таксист вздыхает, «дворники» скрипят ему в ответ. Он бросает на меня взгляд в зеркало заднего вида и продолжает накручивать на палец завиток. Я говорю, что заплачу. Он кивает. Пытается улыбнуться.

— Раньше взятки были фиксированные. Пятьдесят песо, хватит на ужин. Вполне разумно. Теперь все иначе.

Обернувшись, я смотрю, как удаляются огни блокпоста. На заднем стекле наклейка. В свете фонарей видны черные по белому полю буквы. Изнутри это выглядит так:!ЕЛУДНАКАЛ УДОБОВС!

* * *