Просветление и другие заблуждения

ВОЙНА ИДЁТ ТОЛЬКО С ТОБОЙ

Вопрос: Ты можешь сказать что–нибудь о войне?

Карл: Война возникает из желания получить. Это начало личной войны, и большие войны начинаются с того же: тебе бы хотелось что–то получить и владеть, полагая, что это сделает тебя счастливее.

В.: Скажем так: я хочу достичь внутреннего мира.

К.: Ты хочешь завладеть собой. Это война. Ты всегда в погоне за собой. Всегда в войне. Всегда немного позади или впереди себя. Возвращаясь к первой мысли: «я»–мысль — это отделённость, и в отделённости родился воин. Воин с идеей о том, что он должен овладеть окружающей его средой.

В.: Ты хочешь сказать, что каждый, кто думает «я», — воин?

К.: Каждая «я»–мысль воинственна. С представлением о том, что есть ты и что тебе принадлежит некое Бытие — «твоя жизнь», — появляется что–то, что тебе нужно защищать. Это порождает войну. Там, где есть «моё Бытие», есть также и «твоё Бытие». Самое позднее к третьему году жизни воин полностью сформирован.

В.: Тогда должно быть общество индейцев, в котором нет «я»–мысли, а есть сообщество с надперсональным «я», групповым «я». В такой группе нет «моего–твоего» и нет собственности.

К.: И всё же за пределами группы есть «другие». В западном индивидуалистском обществе маленькое «я» существует для себя. Есть семья, но в ней уже идёт война: кто получает больше заботы, больше внимания. Началом всегда служит идея о том, что есть кто–то, кому что–то нужно. «Я», которое идентифицирует себя с телом. Сознание, которое видит себя отделённым от Целого и которому требуется что–то вроде чувства единства и защищённости. Оно борется за то, чтобы что–то получить: собственность, еду или заботу.

В.: В таком случае зверь тоже пребывает в войне — совершенно без «я»–мыслей.

К.: Это просто выполнение функций голода, охоты и еды. Там нет мыслей, направленных в будущее или в прошлое. Хомяк любит делать запасы, но он не беспокоится о выживании. Хотя, конечно, мы не знаем, о чем по вечерам он беседует в норе со своей женой.

В.: Ну так можно добиться мира? С помощью или без оружия?

К.: Мира в мире не будет никогда. Пока есть идея об отделённости — пока есть ты, мира нет. Одна только идея тебя означает, что существует что–то другое, с чем не может быть мира. Гармоничная ситуация может в любое время обернуться чем–то, что является войной. Каждый миролюбивый человек может превратиться в зверя, когда граница его толерантности нарушена. Поскольку мирных людей не существует. Существуют исключительно различные границы толерантности и более или менее сильно отфильтрованная агрессия.

В.: И различное по силе желание убивать.

К.: Я вырос на ферме: При убое свиней я должен был держать изогнутый хвост для того, чтобы колбаса получилась прямой. Убой! Настроение было феноменальным. Оно было крайне заряжено энергией. Это было подобно свечению. Можно это увидеть: свет исходит из материи тела в пространство.

В.: Стало быть, убийство имеет нечто общее с опьянением?

К.: Да. В экстремальной ситуации «я» больше нет. Когда ты убиваешь другого, «тебя» больше нет. В этот момент сознание отделяется от телесного. То, для чего обычно служат алкоголь и наркотики, тут становится непосредственным переживанием: отсутствием «я». Это не должно быть непременно связано с убийством. Существует множество подобных экстремальных ситуаций. Практикующие банги–джампинг переживают их. Скалолазы–экстремалы. Бегуны. И гонщик тоже: только когда он исчезает как «я», он достаточно скор, чтобы выиграть. Экстремальная ситуация — это как техника медитации: средство для исчезновения «я». Всякое усилие человека стремится к этому исчезновению.

В.: И если «я» исчезает?

К.: Тогда отделённости больше нет. Это переживание единства. «Тебя» больше нет. И в отсутствие «тебя» есть свобода. По этой свободе ты тоскуешь. По крайней мере, в тот момент, когда ты хочешь ею обладать, она исчезает. Пока есть тот, кто хочет ею обладать, она недоступна.

В.: Свобода от себя? То есть, свобода от всякой идеи «я»?

К.: Свобода от идеи, что ты рождён и поэтому смертен. Ты просто исчезаешь. Сознание без «я» полностью безличностно. Это чувство единства оргазмично.

В.: А мысли в нём возникают?

К.: Есть мысли или нет, об этом уже никто не думает. Самая суть в том, что больше нет думающего. То, что является восприятием, свободно и не привязано к индивидуальному воспринимающему. Иисус — это Спаситель, который освобождает тебя от идеи рождения. Он даёт убить себя, снова восстаёт и говорит: смотри, ты есть то, что есть Я, и это бессмертно, потому что это никогда не рождалось. Форма умирает, объект во времени и пространстве умирает, но ты не есть объект во времени и пространстве. Ты — до времени и до всякой идеи.

В.: Но чтобы познать это, необходима экстремальная ситуация?