Просветление и другие заблуждения

К.: Вечное Сейчас открывается, когда нет завтра и вчера. И это происходит в экстремальной ситуации. Чаще всего при несчастном случае, когда сознание отделяется от телесного и становится уже только созерцанием. Или во время войны, под постоянной угрозой смерти. На это намекает название романа «Без судьбы», за который Имре Кертез получил Нобелевскую премию. Он пишет о переживании счастья в концлагере, о покое при конфронтации со смертью, о свободе через отсутствие «я». «Когда есть судьба, свобода невозможна, — говорит он, — и когда есть свобода, судьбы нет».

В.: То есть, в экстремальной ситуации ты внезапно отделываешься от своей судьбы и становишься свободным. Речь идёт о пробуждении?

К.: Нет. Всё, что может пробудиться, например перед лицом смерти, так же снова засыпает. Ему, конечно, хотелось бы всегда оставаться бодрствующим. Однако желание бодрствования заставляет его снова уснуть. Достигнув однажды оргазма, тебе хочется, чтобы он был всегда, потому что его невозможно удержать. Он является чем–то искусственным, вызванным экстремальной ситуацией, наркотиком или действием. То есть, не естественным. Тебе снова хочется его, и ты снова должен вести войну.

В.: Оргазм не естественен?

К.: Он вызван. Ситуация, вызванная чем–либо, не свободна, а зависит от этого. Но твоё естественное состояние не зависит от какого–то действия. Действия присутствуют до тех пор, пока, как кажется, есть некое «я», которое должно исчезнуть. Цель — отсутствие «я». Но то, что ты есть, не нуждается в цели. У него нет необходимости приходить туда, где оно уже давно находится. Каждое «я», которое уходит в отсутствие «я», должно так же снова выйти. Всё, что уходит, снова приходит. И всё, что приходит, так же уходит. Всё, что освобождается, снова становится запертым. Что пробуждается, снова засыпает.

В.: Но с опытом пробуждения семя же посеяно. И если это происходит во время войны, ну так я стану пацифистом и тогда не буду больше воевать!

К.: Возможно, ты сделаешь что–то другое. Тоска по состоянию отсутствия «я» остаётся. Пацифист тоже хотел бы в отсутствие «я». Как раз когда он настроен пацифистски и хочет всё гармонизировать. Тоска по этому блаженному состоянию, в котором больше нет «я», нет отделённости, нет границы, общая у солдат и пацифистов. Это их общая цель войны.

В.: Но ведь есть же, вероятно, преступники и жертвы!

К.: Пока здесь есть ты, всё это будет. Давай посмотрим в корень: если бы тебя больше не было как личности, то больше не было бы войны, жертв и шести миллиардов других людей. Было бы только Сознание. То, что ты есть. Именно Сознание, которое проявляет себя в качестве войны, преступника и жертвы. Но поскольку ты существуешь в виде концепции, существуют все эти концепции войны и мира и действий за и против этого.

В.: Всё это моя вина?

К.: С «я»–идеей рождается война. Война идёт только с тобой.

Я НЕ ВИЖУ СТРАДАЮЩЕГО

Вопрос: Не важно, что ты говоришь, я всё равно страдаю.

Карл: Страдание — это переживание отдельного существования. Но существует ли тот, кто страдает от этого? Существовал ли он когда–либо? Или это тоже только переживание того, что есть переживающий, который страдает от переживаемого? Страдало ли когда–либо то, чем ты на самом деле являешься? Страдало ли когда–либо восприятие, которым ты являешься, от фиктивной личности? От этой фиктивно страдающей личности, чьё страдание — тоже фикция?

В.: Почему же фиктивной?

К.: Существует страдающий?

В.: Конечно! Даже если я, которая тут сидит, телом, умом и личностью представляю собой якобы лишь феномен, есть миллионы людей, которые пойманы в это представление о себе. И я из их числа.

К.: Пока ты это заявляешь, твоё существование будет казаться реальным.

В.: Вот именно, и до тех пор у меня есть желание облегчить страдание. Своё и чужое.

К.: До тех пор пока это остаётся твоей реальностью и пока эти желания возникают, они в точности то, что должно быть. И каждый, кто говорит, что что–то неверно или иллюзорно, сам есть иллюзия.

В.: Разве просветлённый дух не испытывает желания уменьшить страдание?

К.: Он больше не видит страдающего. Поскольку он исчез как страдающий, то больше нет и других страдающих. Когда тебя больше нет, нет и остальных шести миллиардов. Только Я и его проявление как Одно. Нет второго, нет другой личности. Только одно Бытие, Абсолют, сама Сущность.

В.: И, вероятно, невозможно испытывать сочувствие к иллюзии?

К.: Напротив, иллюзорное сочувствие.

В.: Я имею в виду, когда просветлённый познаёт, что люди страдают в своих иллюзиях или думают, что страдают, даже жестоким образом, — у него не возникает желания помочь?

К.: Понятия не имею.

В.: Где в том, что ты сказал, место сочувствию?

К.: Сочувствие — это источник всего этого.

В.: Но оно же должно себя проявлять!

К.: Так оно и проявляет себя, в качестве войны и мира, например.

В.: В качестве войны?

К.: Или в качестве тела, в качестве духа, в качестве всех вариантов сознания.

В.: Сочувствие проявляет себя в качестве войны? В качестве страдания?