Просветленные не берут кредитов

Утром мы пришли к общему костру самыми последними, когда все собрались.

Все было как обычно — периоды молчания, прерываемые бессвязными спорами и огненными проповедями, мрачные, суровые лица, седые космы и мощный запах много лет не мытого тела.

Но на этот раз компания аскетов не вызывала у меня отрицательных эмоций.

Нет, я не относился к ним безразлично, я просто вообще никак к ним не относился. Слушал и смотрел, жевал рис, не забывал о полном осознавании и прочих вещах, которые практиковал все время.

Но даже о том, что мы вот-вот уйдем, я не вспоминал.

Смена восприятия вновь произошла мягко, без какого-либо рывка, я растворился в круговороте дхарм, перестал отдавать себе отчет в том, какие из них считаю собой, а какие приписываю внешним предметам. Но одновременно я сохранил восприятие обычного мира, не замер в оцепенении и даже продолжил трапезу как ни в чем не бывало.

Даже моя посуду, я не выпал из этого состояния, хотя мне стоило некоторого труда не задержаться на игре бликов в воде, на восхитительном ощущении прохладной жидкости в ладонях, на мягком плеске… Потом мы получили по пучку бананов на брата, брат Пон обнялся с Джавой, и мы затопали прочь. Воспринимай я мир обычным образом, наверняка с одной стороны обрадовался бы, что мы уходим, меняем обстановку, а с другой — немного расстроился бы, поскольку опять шагать, бить ноги. А так не ощутил ничего, в душе царило ровное тихое спокойствие, напоминавшее гладь озера в рассветный час, когда над водой клубится легкий туман.

Я просто смотрел на деревья, мимо которых мы шли, разглядывая едва не каждый лист, его оттенок и форму, ощущал, как пружинит земля под подошвами сандалий, впитывал запахи джунглей, что щекотали мне нос. Рассматривал мелких птах вроде воробьев, только с гранатовой грудью, что прыгали по земле.

Закончилось все так же резко, как и началось, и я невольно пошатнулся.

— Да, обычный мир после такого кажется тусклым, скучным, плохой картиной, — сказал брат Пон.

Я кивнул. До этого момента меня не интересовало, куда мы идем, сейчас же по положению солнца я определил, что путь наш лежит на северо-восток.

— Мы отшагали уже километров десять, — сообщил мне монах. — Пора отдохнуть.

Ничего себе, я-то думал, что прошло минут пятнадцать! Мы устроились в тенечке на поваленном стволе лесного исполина.

— Какое искушение навсегда погрузиться в созерцание этого текучего, жидкого мира. Ведь так? — спросил брат Пон.

Я вздохнул — да, в восприятии дхарм крылось нечто очень притягательное.

— Как говорили древние, обычный человек считает, что есть и «я», и дхармы. Вступивший на путь — что «я» нет, дхармы — есть. На самом деле нет ни того, ни другого.

Я недоуменно взглянул на монаха: как так?

— Да, пятнышки, кусочки восприятия, из которых складывается мир, точно такая же иллюзия, как и твоя личность.

Удивление мое оказалось такой силы, что я ощутил нечто вроде удара под дых.

— Да, мудрецы развлекались, составляя списки дхарм, приводя их точное число — семьдесят пять или сто. Классифицировали их разным образом, на «входящие в составы» и «не входящие в составы», на «истекающие аффектами» и «не истекающие аффектами», благие и неблагие… Да только все это не имеет никакого значения, поскольку на самом деле они не существуют. Это лишь единицы описания, имена, ярлыки, и не более того, — брат Пон некоторое время разглядывал меня, а потом спросил: — Не понимаешь?

Я помотал головой.

— Можешь ли ты выделить хоть одну отдельную дхарму в потоке восприятия? Поймать ее, схватить за хвост?

Я задумался — нет, слишком быстро они появляются и исчезают, одни сменяются другими, образуют новые рисунки, да и как отделить одну из них от другой, если они все переплетены?

— Это подобно вкусу соуса, в котором невозможно вычленить отдельные компоненты: перец, соль, имбирь, тмин, кориандр… Можно лишь воспринимать их совокупность и знать, какие именно компоненты ее образуют.

Дождавшись кивка, обозначавшего разрешение говорить, я спросил:

— Но ведь кориандр и прочее — реальны? Почему не могут быть реальны дхармы?

— Каждая из них существует лишь как следствие других, определена другими. Поэтому не обладает никакой собственной сущностью, настоящей, безусловной реальностью. Это как бедняк, взявший денег взаймы и изображающий богатого человека. Будет ли его богатство настоящим или иллюзорным?

Вопрос был откровенно риторическим, и отвечать я не стал, лишь почесал бровь.

— Дхармы мгновенны, они являются не носителями определенного качества, а самими этими качествами в том виде, в каком они доступны нашему человеческому восприятию. Они не рождаются и не гибнут, не загрязняются и не очищаются, не увеличиваются и не уменьшаются. Ведь единственный их признак — отсутствие признака.

Голова у меня шла кругом, я ощущал себя домом, из-под фундамента которого выдернули сваи.