Просветленные видят в темноте. Как превратить поражение в победу

Но размышлять над этой странностью я не мог в силу нехватки времени.

– Пойдем, – сказал я, аккуратно беря брата Пона за предплечье. – На воздух. Подышим немного.

Я был очень рад его появлению, но одновременно испытывал смущение, что вижу монаха в таком виде.

От души чуть отлегло, когда брат Пон подмигнул.

Нет, не может быть, чтобы он пил на самом деле, притворяется – лицедей из него изумительный, я это отлично знаю.

– Ща я ему врежу! – завопил Толик, но я уже не слушал.

Мы с братом Поном шагали между столами, причем двигался он ловко и уверенно, без пьяной расхлябанности, но при этом не забывал икать, глупо таращить глаза и выкрикивать «Хей-хоп!».

От смеха я удерживался с большим трудом.

Выход я выбрал не главный, и поэтому мы очутились не на шумной, залитой ярким светом и забитой людьми Уолкинг-стрит, а в погруженном во тьму, узком и довольно вонючем переулке.

Но внутри у меня в этот момент пели птицы и разносилось благоухание цветов.

– Брат Пон? – спросил я дрожавшим от волнения голосом. – Вы? Как? Откуда? Почему так странно выглядите?

На шее у монаха болталась золотая цепь, а джинсы были все в молниях и клепках.

– А ты как выглядишь? – отозвался он со знакомым смешком. – Осознай-ка! Забрался в кабак, битком набитый пьяными фарангами и продажными женщинами, и для чего? Ладно бы хоть получал от этого удовольствие, искренне отдавался порокам!

Щеки мои залило горячим, уши запылали:

– Но я…

Наверняка сказал бы какую-нибудь глупость, попытался бы оправдаться, но брат Пон перебил меня:

– Я выгляжу так, как мне нужно в данный момент. А сейчас я явился к тебе, пришел из благословенного мрака. Ведь я обещал, что найду тебя, что мы с тобой встретимся?

– Обещал, – я вспомнил наш последний разговор в заброшенном маленьком вате, крохотном, но уютном Тхам Пу. – Только вот сейчас не самое подходящее время…

– Что? – брат Пон вытаращил глаза так, словно с ним человеческим голосом заговорила жаба. – Неподходящего времени и места не бывает, есть только один момент, когда ты в силах что-то делать, что-то изменить и в конечном итоге обрести свободу. Называется он – сейчас.

Вот тут мне стало по-настоящему стыдно, я нервно кашлянул, почесал в затылке.

– Возвращайся туда, к своим друзьям, – неожиданно сказал монах. – Развлекайся. Только осознавай, где ты, что ты делаешь и зачем… Я тебя сам найду…

– А мы… ну… – я хотел поинтересоваться, в какое путешествие и когда мы на этот раз отправимся, но вовремя понял, что брат Пон не ответит, скорее всего, просто не обратит внимания на вопрос.

– Только не жди, что я буду тебя наставлять, – продолжил он, глядя на меня пронзительными глазами, что слегка поблескивали во мраке. – Я тебя ничему не учил. Вообще мне нечему тебя обучать.

В первый момент я решил, что ослышался.

А как же храм в джунглях и то, что там происходило, и как же наше длинное, полное событий путешествие? Чем мы занимались все это время, как же лекции, наставления и разные упражнения?

– К-как? – это прозвучало как жалкое, придушенное карканье.

– Не пыжься, все равно сейчас не поймешь, – брат Пон, судя по широкой ухмылке, наслаждался моим замешательством. – На, этот предмет поможет тебе лучше тысячи слов.

И он положил мне в ладонь нечто прохладное и гладкое.

А затем ободряюще хлопнул меня по плечу, отступил в сторону и сделал вроде бы всего один шаг в сторону Тапрайя-роад, но при этом растворился в темноте, не оставив ни движения, ни звука.

Вернувшись в ресторан, я обнаружил, что держу алую гроздь цветков бутен.

В точности такую же, какую я год назад сорвал с высокого дерева – не протягивая рук, не забираясь по веткам, не приставляя лестницы и не забрасывая веревки, исключительно перестроив сознание.

Следующим утром пришлось встать рано, поскольку меня ждала вторая часть дня рождения – Виталик подарил имениннику дайв-трип, и мы заранее решили, что все тоже поедем нырять.

Поднялся я в редкостно тяжелом настроении, неприятное послевкусие от разговора с братом Поном не развеялось, даже стало сильнее, возникло ощущение, что наставник поймал меня на чем-то постыдном, запретном. Не помогло и созерцание цветка бутен – зачем монах выдал мне эту штуку, на что она должна намекать?

И что значили его слова насчет того, что он меня никогда не наставлял и ему нечему меня обучать?

Я отловил ближайшего таксиста-мотобайщика и поехал на пирс Бали Хай.

Народу на лодке дайв-центра «Человек-амфибия» было, как всегда, полно, туристы рассаживались по шезлонгам на верхней палубе, суетились команда и дайвмастера, белозубо скалился капитан.

Аня показала мне язык, страдающий от похмелья Толик выдавил хмурую улыбку.

Взревел двигатель, и наше судно, качнувшись, принялось неспешно отходить от причала. Чтобы сохранить равновесие, я ухватился за поручень и невольно пихнул стоявшего ко мне спиной мужчину.

Вернувшись в ресторан, я обнаружил, что держу алую гроздь цветков бутеи.

– Извин… – начал я и осекся, поскольку мужчина повернул голову.