Просыпаемся мы

По дороге домой Санька нёс авоськи, и его совсем не волновало, как посмотрят на него знакомые. Тяжёлые сетки с банками варенья врезались в ладони плетёными ручками, но Санька этого не замечал. Понять бы, что с ним происходит? Что-то странное вошло в его жизнь с этими снами. И это странное стало управлять его жизнью. Санька был и напуган, и заинтересован. Хотелось скорее уснуть, чтобы спросить у человека из сна, тот ли он Ваня, о котором говорила бабушка. Дома Санька быстро переоделся и нырнул в постель.

– Саня, – мать заглянула в комнату. – Ты не заболел? Ужинать будешь?

– У-у, – промычал Санька и укрылся с головой.

Мать осторожно прикрыла дверь, и Санька услышал, как она звякает чем-то в кухне. Отца кормит. Санька зажмурил глаза, но сон не шёл. Он слышал, как разговаривали родители, как голосил телевизор, как наступила тишина, которую изредка нарушал скрип пола. Отец курить ходил. Тоже уснуть не может. «Да уж, уснёшь тут, когда бог знает что происходит», – подумал Санька и провалился в сон.

Сегодня вода золотилась на солнце, скала нависала над морем, и люди, – Санька впервые заметил, что кроме Вани здесь ещё очень много людей, – напряжённо вглядывались в горизонт. Санька услышал, как едва слышно Ваня произнёс: «Транспорт ждут». «Какой транспорт?» – не понял Санька. «Известно, какой, – Ваня усмехнулся. – Домой хотят. Жить хотят». «А ты?» – испугался Санька. «И я хочу. Ой, Саня, так жить хочется!» – Ваня криво усмехнулся. Саньке стало страшно. Он поспешно спросил: «Ваня… Иван! А ты мой прадед?» – и сам смутился глупости сказанного. Ваня кивнул. «Выходит, Саня, что так». Вдруг заухало, загрохотало. «Где ты? – прокричал Санька. – Как тебе помочь?» Небо потемнело, уши резал противный звук скрежещущих по скале пуль. Совсем рядом. Страшно близко. «Где ж мне быть? – удивился Ваня. – На тридцать пятой. Найди…» Всё завыло, потом смолкло. Санька видел, как коршунами налетают самолёты, как краснеет вода в море, как Ваня, не обращая на него внимания, тащит на себе куда-то вниз раненого солдата. Но всё это происходило уже в абсолютной, звенящей тишине.