Протагонист

И действительно, нормально. Обычно. Играли в шахматы: он как-то не очень умеет, хоть и с семи лет, что ли, занимался. Я так понял, он не сам захотел, а мать пристроила. Как-то раз он так и сказал: «Знаешь, мне почти двадцать, а я как будто за себя и не решал ни разу. Хочется что-то сделать такое, чтоб это было именно про меня, а не про кого-то еще». Я не стал спрашивать про Академию, но учился он не очень, и уже в первую сессию словил незачет по немцу, хоть и успел пересдать его до дистанционки. Там еще препод сучится. Немецкая кафедра из языковых самая жесткая на факультете, даже классики так не дерут. Слышал, что у них так и говорят: обычный студент знает на 70, отличник – на 80, препод – на 90, а на 100 – только Бог. Если б я знал немецкий, мог бы помочь, но от меня и Кристины толку ноль.

Вчера Кристина позвала – и я сразу засобирался, пока не передумала опять. А он лежал с учебником немецкого, который написала та самая преподша.

– Какая ж это всё херня. – Он отложил книгу и уставился в потолок.

Я не ответил. Тогда он вдруг спросил:

– Лёх, может, партию сыграем?

– Слушай, давай завтра, а? Мы с Кристиной сериал никак не добьем…

– Угу. Что смотреть будете?

Он явно напрашивался на компанию, но если парень с девушкой идут смотреть фильм не в кино – то они не фильм смотреть идут, уж можно сообразить.

– Да «Игру престолов» добиваем. Всё уже сто раз заспойлерили. Неинтересно, когда знаешь, чем всё кончится.

– А мне кажется, что это неважно. Интересно же понять, почему всё кончается именно так.

Я почуял, что Никиту опять в эти его рассуждения понесет (точь-в-точь как декана на лекциях), и дверь открыл.

– Ага. Ничего, что мы твою подписку пользуем?

– Ничего. Хорошего вам вечера.

– Тебе тоже. – Я кивнул на заклеенное окно. – Я пока у Кристины, проветри хоть. Мне и самому без воздуха тошно.

– Точно, – он взглянул на окно. – Так и сделаю. Спасибо.

Когда я уже выходил из комнаты, он посмотрел как-то странно и повторил:

– Спасибо, Лёша. Ты хороший друг.

Я был ему нужен.

Я должен был понять.

Я проснулся оттого, что Кристина не кричала, нет – выла, тыкала пальцем в стену и повторяла: «Он, он, он…» Я испугался, что он как-то ее обидел, но когда вбежал в комнату и увидел распахнутое окно, очки на столе, записку, то сразу понял. Я взял письмо, но строчки скакали перед глазами, так что я сфотографировал, чтобы прочитать потом. И когда Кристина наконец отрубилась, я перечитал его несколько раз, чтобы вычитать одно: нихера это не «Гарри Поттер», это всё ебучая «Игра престолов», где мальчики кровавые в глазах.

Утром я отправил письмо в телегу Максима, который ведет канал «Звонок», подписав «анонимно плз». Макс сразу ответил, расспросил о деталях. Договорились встретиться как-нибудь.

…На экране телефона всплыло уведомление – «Звонок», легок на помине.

АКАДЕМИЯ СОБОЛЕЗНУЕТ СЕМЬЕ ПОГИБШЕГО СТУДЕНТА

Ирина Олевская, которую Буянов обвинил в своей смерти, сделала заявление, в котором сообщила, что искренне сожалеет о произошедшем и больше не видит возможности оставаться на работе в Академии.

«Случившееся с Никитой – трагедия для всей нашей академической семьи», – прокомментировал суицид студента декан философского факультета В.Е.Аникеев.

Какая ж это всё херня.

Семья не забивает.

Семья не игнорит.

Семья не пользует.

Кристина так и не прочитала сообщение. Динамить сейчас, именно сейчас, Кристина!

Набрал ее номер и прислушался.

Приложил ухо к стене.

Жужжало.

Только бы вдохнуть цитрусовое нежное, ради которого я и ушел, только бы занять руки той, к которой ушел, но той я не нужен, та не дается в руки, утекает сквозь пальцы, и руки мои пусты, и руки находят волосы, и руки тянут волосы вверх, чтобы стало так больно, чтобы не было так больно, но этого недостаточно, и я уже вижу, как щерится зеркалом распахнутый шкаф, и я давлю на створку, но она всё равно открывается, и я захлопываю снова, и луплю по ней, чтобы не смела, не смела, не смела выпускать то, что я закрыл, ведь я же закрыл, я же сумел, я же…

Телефон зажужжал, напоминая принять таблетки.

Я уже знаю, что Светлана Олеговна скажет: надо переждать, Алёша.

Я уже знаю, что пережидать придется всю жизнь.

Маска: кожаная

Вновь и вновь твержу:

Не может быть страшнее наказания,

Чем то, которым покарали ближние

Меня.

Эсхил, «Эвмениды»

– Агния.

– Костя.

Открываешь дверь машины. Вероника замирает перед дверью: думает сесть с отцом, естественно.

Естественно ли?

Усаживается со мной. Не очень-то и хотелось.