Протей, или Византийский кризис

Как и впоследствии запавший на нее Елим, Эспер тут же потерял интерес к остальным женщинам, вежливо и щедро попрощался со своим телефонным гаремом и приступил к штурму этого удивительного дзонга, — если кто забыл, то в Тибете и Бутане по сей день так называют изумительной красоты крепости и монастыри. Насчет монастыря, тут много чего понимавший в женщинах Эспер сразу понял, что в смысле неприступности перед ним отнюдь не монастырь, то есть до такой степени не монастырь, что скорее это университет, где такое преподают, что по сравнению с этим Камасутра — учебник для младших классов. А вот в смысле того, что данный дзонг — крепость, так тут случай необычный: штурмом взять можно, а вот удержать — только если ты там поселишься. Как востоковед, Эспер не читал Макиавелли и тут сильно уступал Тимону Аракеляну, человеку вообще-то довольно темному. Эспер мог лишь догадываться, что по флорентинцу с завоеванными государствами можно поступить только так: способ первый — разорить их; второй — самому там поселиться; третий — наделать разных глупостей, делегируя полномочия кому-то еще, кто все равно тебя надует. Эспера первое не устраивало никак, ибо втюрился он по уши, третье устраивало еще меньше, потому как подобных лошадей сторожам не доверяют, и оставался второй способ, который вел под венец или куда там в их буддийской религии ходят, — однако о таком поступке Эспер в свои двадцать семь как-то не задумывался еще, он все еще имел планы окучивания еще сотни-другой кандидаток… Но, похоже, в этот дзонг сия тропинка вела наиболее привлекательно и живописно. Он был даже не стомиллионным мужчиной из тех, кто что-то понял в единственной женщине, а через нее — в себе самом. Правда, мнение самой Цинны тоже не худо бы выяснить, но он был даже не стомиллионным из тех, кто забыл спросить у женщины — каково ее мнение о его мнении.

Она была неприхотлива, как любая женщина Востока, если она не махарани из особо знатных и не мадам Вонг на пиратском крейсере. Из драгоценностей она любила лишь собственные бесконечные нитки бирюзовых и коралловых бус. Эспера очень смутило, что в Москве он так и не отыскал ювелира, способно принять заказ на что-то подобное, купил килограммовую цепь из янтаря и был за то весьма вознагражден. Однако больше ничего придумать в подарок пока не мог, от чего переживал. В смысле прочего — он долго не понимал, зачем она приехала изучать гречиху. Но оказалось, что она ее изучает на самом деле, ибо та спасает за северной границей Непала, на территории Китая, сотни тысяч жителей. Обедневший Непал, привыкший жить за счет туристов, несколько талантливых женщин за гречневой кашей по разным странам разослал.

Она уж точно была талантливая женщина. При всей своей прежней полигамности Эспер задумывался: может, поддаться соблазну, всегда ведь лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном? Сейчас, ночью, священной для более чем миллиарда человек, он лежал за спиной Цинны, повторяя собою изгибы ее сильного, но отнюдь не спортивного тела. Она говорила, что ее крошечный народ ненавистен непальским мусульманам и что ненависть эта взаимна. Глубокие свои познания в исламистике Эспер не афишировал, предпочитая все мыслимое время заниматься с ней любовью, зная при этом, что устанут они оба не скоро, а он, будучи мужчиной озабоченным, как все Высокогорские, умел такое ценить.