— Честно говоря, — слабо произнес я, — не знаю, Нэнси, о чем ты говоришь. Мэй пригласила меня в гости, я пошел, а пригласила бы ты — пошел бы к тебе, только и всего.
— Ах, только и всего? — воскликнула Нэнси голосом базарной торговки, и, к своему удивлению, в ее глазах я увидел слезы. — Да будь у тебя дом, как у меня, ты, наверное, тоже постеснялся бы туда людей приглашать! Да еще с моими сестрами! С моим отцом! Хорошо тебе брюзжать про своего старика, достался бы тебе мой, тогда бы ты понял! Старый противный боров, слова от него не дождешься! Тебе-то легко говорить, Лэрри Дилэни! Куда как легко!
Тут она заплакала и кинулась прочь, а меня словно обухом огрели — я не мог двинуться с места. Да и побеги я следом, все равно не нашелся бы, что ей сказать. Я был потрясен, никак не мог уразуметь, что же произошло, — слишком неожиданно все получилось, слишком силен был удар по моим выдумкам и фантазиям. В тот вечер я даже не встретился с Мэй, хотя собирался, — все не мог прийти в себя.
Забрел далеко-далеко — за холмы, к речке, — все думал: что мне теперь делать? В конце концов я, разумеется, ничего делать не стал — мой скудный жизненный опыт не мог подсказать мне решения. И только спустя многие годы я понял, почему мне так нравилась Нанси: мы были родственные души, дети герцога, и я и она. Их много, этих маленьких парий, тоскующих по придуманному отчему дому, по сказочному миру, — так они и идут по жизни, лелея несбывшуюся детскую мечту.
БРАЙАН ФРИЛ
Сборщики картофеля
Плоская, безмолвная равнина была до жесткости накрахмалена ноябрьским морозцем. Выхлоп трактора сверлил своим «тра-та-та» чистый, колючий воздух, но прорвать его не мог — отрывистые, усеченные звуки доносились как бы извне. За рулем, сгорбившись, сидел фермер Келли, здоровяк с огромной бородой и поломанными ногтями, а позади, в прицепе, тряслись на ухабах сборщики картофеля — двое парней, постоянных помощников Келли, и двое мальчишек, которых он нанял только на сегодня. В шесть часов утра они были единственными представителями рода человеческого в этой части графства Тирон.
Мальчишки болтали без умолку. Они стояли у переднего борта прицепа — ноги широко расставлены, руки в карманах, — подставив лицо струям холодного воздуха. Оба были очень оживлены. Старший, тринадцатилетний Джо, уже два раза подрабатывал у Келли и, пожалуй, держался бы поспокойней, но его заражало безудержное веселье брата. И не удивительно — для Филли это была первая работа, первый раз он пропускал занятия в школе ради заработка, впервые ему представлялась возможность доказать, что в свои двенадцать лет он кое-чего стоит. Разве мог он совладать с бьющей через край энергией? За спинами ребят, растянувшись прямо на дне прицепа, подремывали два работника.
Дважды мальчишки смеялись в полный голос. Вначале, когда они проезжали мимо жилища Дайси О’Доннела, одноклассника Филли, и Филли закричал этому чистенькому домику с соломенной крышей: «Эй, Дайси, передай нашим, что мы пашем!» А второй раз — когда подъехали к самой школе. Келли даже прикрикнул на них:
— Вы же прогуливаете, забыли? Или хотите, чтобы об этом знало все графство? — прорычал он. — Лучше поберегите силы для работы.
Не успел он отвернуться к дороге, Филли высунул язык, заткнул уши большими пальцами и замахал остальными. Но тут же забыл о Келли и спросил брата:
— Слушай, Джо, а что ты будешь покупать?
— Покупать?
— Ну, на деньги, которые мы сегодня заработаем. А я знаешь что куплю? Дробовик! Представляешь? Бах! Бах! Бах! А ну-ка, мистер, держите руки над головой, если вам жизнь дорога! — Угроза явно относилась к Келли.
— Угу, — насмешливо хмыкнул Джо.
— Вот увидишь, куплю, как пить дать. Всего за семь шиллингов. В амбаре отца Тома Трейси лежит старый дробовик. Том обещал мне продать его за семь шиллингов.
— Кто обещал?
— Том.
— Стащить, что ли, собрался у своего старика?
— У его отца есть новый. А этот без дела валяется.
И он сделал вид, что целится из ружья, взяв на мушку ничего не подозревающего воробья на заборе.
— Бах! Что, несчастный, ты не понял, чем это тебя стукнуло?.. Ну ладно, Джо, а ты что себе купишь?
— Не знаю. Да и на что покупать-то? Может быть… нет, не знаю. Зависит от того, сколько нам даст мама.
— Слушай, Джо, купи велосипед, а? Как насчет велика? Квин выменял бы свой на пачку сигарет. Представляешь, Джо, ты на седле, я на раме. Каждый вечер на речку, к мельнице. Я по дороге бью всех кроликов. Бах! Бах! Бах! Как насчет велика, Джо?
— Не знаю. Посмотрим.
— А сколько мама тебе дала в прошлый раз?
— Не помню.
— Десять шиллингов? Или больше? А что ты тогда купил? Кожаный пояс? Или силки для кроликов?
— Кажется, она мне вообще ничего не дала. Может, шиллинг. Точно не помню.
— Шиллинг? Из четырнадцати заработанных всего один паршивый шиллинг? Знаешь, что я себе куплю? — Он втянул голову в плечи и заговорщицки подмигнул брату. — Никому не скажешь? Обещаешь?
— Ну давай, давай.
— Багор. Понял?
— А как же дробовик?