Была у нас еще одна категория дел, заключения по которым готовились для Президиума Верховного Совета СССР. На Генерального прокурора СССР возлагается обязанность давать заключения по приговорам с высшей мерой наказания — расстрелом, когда рассматриваются ходатайства о помиловании. Прежде чем принять решение, Президиум Верховного Совета СССР выслушивает мнение и Генерального прокурора.
Валерий Петрович Ефимочкин был обаятельнейшим человеком, умевшим расположить к себе кого угодно. Однако это не мешало ему в то же время оставаться требовательным и строгим начальником. Впрочем, он сам первым показывал пример трудолюбия. В любое время его можно было застать в кабинете. Уходил с работы чуть ли не ночью. И прокуроры отдела трудились на совесть.
Но «портфель» не худел. На смену одним делам и жалобам поступали другие. Однако никому и в голову не приходило сетовать на загруженность, усталость: когда речь идет о человеческих судьбах, жалеть себя никто не имел права.
Я проработал в уголовно-судебном отделе шесть лет. А это — сотни проверенных дел, тысячи жалоб. Ответы адвокатам, постановления об отказе, протесты в Верховный Суд СССР, выступления в судах, участие в проверках работы прокуратур союзных республик и областных…
С тех пор минуло уже свыше тридцати лет. Но я очень хорошо помню некоторые дела, с которыми мне пришлось тогда столкнуться. Они в какой-то степени повлияли на мою дальнейшую жизнь, на мой взгляды, на мою гражданскую позицию.
Об одном из них я и хочу рассказать.
Это — дело, по которому суд вынес высшую меру наказания. Генеральному прокурору СССР предстояло давать заключение в Президиум Верховного Совета СССР.
Передо мной лежали три пухлых тома. Я начал изучать листы этого дела: протоколы допросов, протоколы осмотров, акты судебных экспертиз, постановления следователя, указания прокурора, который осуществлял надзор за следствием, обвинительное заключение, протокол судебного заседания, приговор… Старался ничего не пропустить. Мелочей нет, все важно, очень важно… Я должен убедиться, что и предварительное и судебное следствия велись в полном соответствии с законом, что они были объективными, учитывали все обстоятельства — «за» и «против», что вина доказана и никаких сомнений не вызывает, что мера наказания справедлива…
Чем больше я знакомился с делом, чем глубже вникал в суть прошлого, которое благодаря следователю, прокурору, сотрудникам милиции, суду, их тяжелому, порой изнурительному, но очень нужному обществу труду, восстанавливается, воспроизводится до тончайших деталей, передо мной возникали картины тяжкого преступления… Картины трудного поединка следователя с теми, кто посягнул на жизнь человека, на закон, его охраняющий… Картины прокурорского надзора за ходом следствия…
2 декабря 1954 года, когда до начала обеденного перерыва оставались считанные минуты, прокурор Тимирязевского района города Москвы Сергей Филиппович Жилин вызвал к себе следователя Кашелева.
— Только что позвонили из шестнадцатого отделения милиции, — сказал прокурор. — Повесилась молодая женщина. У себя на квартире. Некая Маргарита Велемирова… Выезжайте, Лев Александрович, на место происшествия. — И протянул следователю листок с адресом: Соболевский проезд, дом… квартира…
Прихватив все необходимое, что требовалось в таких случаях, Кашелев вышел из прокуратуры.
Около остановки трамвая № 27 собралась толпа. Транспорт ходил с перебоями. Все нетерпеливо всматривались туда, куда устремились тонкие стрелы сверкающих рельс, кое-кто уже пританцовывал, стараясь согреть закоченевшие ноги.
Уже несколько дней стояла холодная погода. Столбик термометра опустился ниже двадцати градусов, дул порывистый ветер. Скоро и сам следователь стал притопывать. Форменная шинель явно не была рассчитана на ожидание в такую стужу.
Трамвай появился минут через пятнадцать. С трудом протиснувшись в его переполненное нутро, нагретое человеческим теплом, Кашелев подумал: странно все-таки получается. Вот он, следователь прокуратуры, который должен прибыть на место происшествия как можно скорее, буквально в считанные минуты, зависит от причуд общественного транспорта. Тем более — едет он «на труп». В экстренных случаях милиция присылает машину. Сегодня, видимо, она посчитала, что в спешке нет никакой надобности.
То, что следователи районной прокуратуры в этом смысле жили милостью милиции, удивило Кашелева еще тогда, когда он два года назад, окончив Московский юридический институт, пришел работать под начало Жилина.
— В основном придется на своих двоих, — сразу предупредил его Сергей Филиппович. — С транспортом в прокуратуре, мягко выражаясь, туго. Нет его.
Почему дело обстояло таким образом, оставалось для Кашелева загадкой. Ведь оперативность часто работникам прокуратуры необходима не меньше, чем милиции.
…У подъезда дома толпились любопытные. Весть о самоубийстве распространилась среди соседей, видимо, скорее, чем докатилась до прокурора Жилина.
Заметив следователя, от двери отделился младший лейтенант милиции, сдерживавший натиск зевак.