Г. Гусдорф делает всяческие реверансы в адрес научного знания, заявляет, что «нет ничего справедливее, чем требование человека науки, который, прежде всего, имеет желание быть господином в собственном доме». Исследователю, которому делают упреки со стороны веры, он даже предлагает «затыкать себе уши по образу Одиссея, когда он хотел ускользнуть от пения сирен». Но все эти реверансы преследуют одну цель: принизить познавательные возможности науки, ограничить сферу ее компетенции только одной частью действительности и таким путем выделить место и для веры. Для этого Г. Гусдорф идет на грубейшее искажение сущности знания.
Научное знание никогда не претендует на то, чтобы в него: верили, как верят в религиозные догматы. Знание именно потому и является знанием, что истинность его неопровержимо обоснована и доказана. Ни одно положение науки не принимают на веру, требуя доказательств независимо от того, сколько на это потребуется времени и какие усилия придется затратить. Выдвигаемые современным естествознанием многочисленные гипотезы проверяются многократно и только после их практического подтверждения превращаются в естественнонаучные теории. Успехи трудовой деятельности людей являются тем критерием, который надежно доказывает истинность положений науки.
Что же касается притязаний науки на всю действительность, а не на одну какую-либо ее сторону, то эти притязания вполне правомерны: длительное развитие наук о природе показало, что существует только одна материальная действительность, которая вся, во всех гранях и проявлениях доступна науке.
Протестантские богословы, когда речь идет о многочисленных исторических примерах преследования естествоиспытателей церковью, делают обычно кивки в сторону своих католических собратьев: дескать, этим занималась католическая церковь и на ней лежит основная тяжесть вины. Но факты истории свидетельствуют, что протестантские церкви не так далеко отставали от католической в гонениях на научное знание.
За несколько десятилетий до того, как католическая инквизиция внесла в индекс запрещенных книг гениальный труд Николая Коперника «Об обращении небесных сфер», в котором доказывалось, что Земля и планеты вращаются вокруг Солнца, идеологи протестантизма выступили против нового учения. «Все исповедания протестантской церкви — лютеране, кальвинисты, англикане — соперничали друг с другом в объявлении учения Коперника противоречащим священному писанию…», — отмечает Э.Д. Уайт[24]
.Мартин Лютер, узнав об учении Коперника, объявил его еретическим. «Публика прислушивается к голосу нового астролога, который старается доказать, что вращается земля, а не небеса, или небосвод, не солнце и не луна, — писал он. — Всякий, кто хочет показаться умным, должен выдумать новую систему, которая из всех систем является, конечно, наилучшей. Такой глупец хочет перевернуть все наши знания по астрономии; но в священном писании сказано, что Иисус приказал остановиться солнцу, а не земле»[25]
.Друг и сподвижник Лютера Меланхтон в опубликованной через шесть лет после смерти Коперника книге «Элементы физических наук» писал, что «публичное высказывание таких взглядов является бесчестным и пагубным. Здравый смысл велит нам признать истину, открытую нам господом, и на ней успокоиться». Он требовал принять самые суровые меры по отношению к «нечестивому» учению выдающегося польского ученого.
Лютеранам в преследовании учения Коперника не уступали и кальвинисты. Кальвин восклицал: «Кто осмелится поставить авторитет Коперника выше авторитета святого духа?»[26]
.И костры для передовых ученых зажигались не только руками католических церковников. Выдающийся испанский ученый Мигэль Сервет (1509–1553), открывший при исследовании работы сердца и легких малый круг кровообращения, был сожжен Кальвином на костре. В трактате о «Восстановлении христианства» Сервет отрицал божественность Христа, писал, что он был просто земным проповедником. Ученый был схвачен во время своего пребывания в Женеве, брошен в тюрьму. Кальвин сам вел допросы Сервета и приговорил его к сожжению на костре.
«Протестанты перещеголяли католиков в преследовании свободного изучения природы, — отмечал Ф. Энгельс, — Кальвин сжег Сервета, когда тот вплотную подошел к открытию кровообращения, и при этом заставил жарить его живым два часа; инквизиция по крайней мере, удовольствовалась тем, что просто сожгла Джордано Бруно»[27]
.Один из историков того времени совершенно справедливо указывал: «Под руководством Кальвина Реформация доказала, что она, по своей сущности, нисколько не допускает большей свободы мысли и совести, чем католицизм… Костер, на котором сгорел Сервет, осветил истинное значение протестантизма…»[28]
.Протестантские церковники пытаются представить все это как отдельные ошибки своих первоначальных идеологов, ошибки, не связанные с сущностью самого вероучения. Кальвинистская церковь даже воздвигла в Женеве в знак раскаяния памятник Сервету, правда, сделала это с большим опозданием — через триста пятьдесят лет после преступления Кальвина.