Против часовой стрелки

— А разве я с самого начала не сказал, что здесь наверняка замешан дьявол? — осерчал Хмеляков. — Уж поверьте, сам себя я бы под удар не подвел. Тем более что вместе с Ольгой меня покинуло вдохновение, а с ним — и радость труда, и заработок. Что же касается «духовной оплеухи», которая видится вам в моем замысле, то это не что иное как проявление мятущегося духа, и только. Впрочем, Ольга не осталась в долгу, она отплатила по-женски, вполне телесной пощечиной. Что ж, господа! Надеюсь, я вас неплохо позабавил своим «случаем». Душа моя выморожена, ей хочется еще пива, вас ведь не затруднит уплатить за меня? Эй, гарсон!

— Ну и фрукт этот Хмеляков, — шепнул мне Вальтер уже у выхода. — Впрочем, странность у него лишь одна: он говорит вслух о том, что известно многим, но что в приличном обществе обсуждать не принято.

Перевод Ж. Перковской

Неудачник

В год, когда я жил в Париже, весь Монпарнас только и говорил, что об истории, которая произошла с русским эмигрантом Иваном Федоровичем Калининым. Этот Калинин был статным молодым человеком лет примерно тридцати, с очень бледным лицом. Каждый вечер он появлялся в «Ротонде» или «Кафе дю Дом» в сопровождении красивой дамы, происхождением из тех же краев, что и он, — пара была видная, яркая.

С некоторых пор с ними стал мелькать некий юноша, тоже эмигрант, и мало-помалу пылкая русская дама начала на него засматриваться. Бросив Калинина, она переметнулась к нему. Раз-другой мужчины довольно шумно повздорили, после чего отставной любовник вышел из игры, уступив даму сопернику. А вскоре после этого Вальтер и свел знакомство с Калининым. Придя ко мне, он восторженно сообщил, что этот русский — интереснейшая личность, жаль только, что его же соотечественница столь скверно с ним обошлась.

— Ох уж эти бабы! — сердился он. — От их глупости чертям тошно. Такие замечательные люди, как этот Калинин, на дороге не валяются! Эрудит, кладезь остроумия, а джентльмен — просто редкостный! Я пригласил его в гости. Наши тоже будут. Ну что, придешь? Собственно, я затем и забежал, чтобы тебя позвать…

Вечером, явившись к Вальтеру — а жил он в небольшой гостинице на окраине, — я застал оживленную компанию. Преимущественно иностранцы, да еще боевой соратник Вальтера Бертольд, которого невесть каким ветром занесло в Париж.

Вскоре пришел и Калинин. Поклонился в дверях, прошагал через всю комнату и повесил шляпу на гвоздь возле платяного шкафа, как бы показывая, что здесь он свой человек. Вальтер нам его наскоро представил, и он с ходу включился в беседу, причем настолько изящно, что я, видевший его до сих пор на Монпарнасе лишь мельком, не мог не восхититься им вблизи. За считанные минуты я убедился в том, что, рассказывая о нем, Вальтер ничуть не преувеличивал.

Хозяин постарался на славу: на столе был большой выбор бутербродов и всевозможных сладостей, и мы объедались ими в свое удовольствие, запивая отменным вином.

— Эх, жаль, не позвали женщин, — заметил кто-то из присутствующих.

— Да и слава Богу! — ответил Вальтер, запихивая в рот огромный кусок торта. — Ничего хорошего от них не жди — только лишние хлопоты и убытки, — и он тут же, указывая глазами на Калинина, шепнул своему ретивому товарищу, что данная тема здесь весьма неуместна. Русский перехватил его взгляд и лукаво улыбнулся, однако лицо его при этом приняло несколько саркастическое выражение, потому что левая складка, спускавшаяся от носа к уголку губ, прорезалась сильнее, чем правая.

— Не извольте беспокоиться, — произнес Калинин. — В этом разговоре вполне могу поучаствовать и я — более того, даже готов поделиться кое-каким куртуазным опытом.

Он бросил окурок в неплотно прикрытую раковину и, как если бы впал в некоторую задумчивость, прошелся по комнате широким шагом взад-вперед, сложив руки за спиной. Он был похож на хищного зверя, которого загнали в клетку.

— Когда вы тут подавали знаки, наверняка имели в виду мою недавнюю любовную интрижку, которая завершилась столь драматическим образом, — заговорил он некоторое время спустя, в упор глядя на Вальтера. — Так вот что я вам скажу. Сколько себя помню, все мои истории заканчиваются довольно оригинально. Мое амплуа — неудачник в любви «par excellence»[27]…

Произнося последние слова, он через силу улыбнулся. Закурил новую сигарету, расхаживая туда-сюда по комнате. Мы сидели вокруг — кто на стульях, кто-то развалился на кровати, и все внимательно его слушали. А он продолжал: