Против энтропии (Статьи о литературе)

Последний рыцарский турнир состоялся как будто в начале XVII века, во времена Шекспира и Сервантеса, -- а в наши дни энтузиасты-униформисты, того гляди, превратят его в олимпийский вид спорта, -- впрочем, частично кое-что из турнира -- то же фехтование -- свои права отвоевало. Если никто не отправляется "граалить", то разве лишь потому, что некуда: слишком тесна стала человечеству наша планета. Апокрифы же, не попавшие в основной корпус Библии, стали одним из видов популярного чтения. Да и в самом деле, конечно, "Книги Сивилл" написанные древнегреческими гекзаметрами -- позднейшая иудейская подделка, ей не две с половиной тысячи лет, ей всего лишь... две тысячи лет, а на иных из этих книг еще и чернила не обсохли, им всего-то тысяча семьсот лет! То же и со средневековыми версиями евангелий. Пусть нет в них богодухновенности и в канон Библии их никому включать и в голову не придет, зато никто не станет оспаривать их высокие литературные достоинства. Гностические евангелия, обретенные в Наг-Хаммади в 1945 году, интересны отнюдь не только историкам религии и философии; высокие литературные достоинства одного лишь найденного тогда "Евангелия от Фомы" обязывают культурного человека прочесть эту книгу, -- заметим, совсем небольшую. То же отчасти относится и к "Евангелию от Никодима", апокрифу отнюдь не гностическому, но все же апокрифу -- а изучение их господствующей церковью никогда не поощрялось, -- впрочем, из них вырастали художественные произведения, от "Романа о Граале" до увенчанного Нобелевской премией уже в наши дни "Евангелия от Иисуса" португальского писателя Жозе Сарамаго. И таких примеров в литературе последнего тысячелетия величайшее множество.

Разумеется, жаль, что нет возможности вместе с поэтической версией "Романа о Граале" издать и прозаическую, сохранившуюся -- в отличие от поэтической -- во множестве списков, часто довольно сильно различающихся текстуально и явно изобилующих позднейшими вставками, тоже интересными (ибо для нас "позднейшие" вставки сделаны все-таки весьма, весьма давно). В частности, Иосиф Аримафейский по одному из таких списков оказывается проповедником христианства в Британии (от этого сюжета рукой подать до круглого стола короля Артура), -- и в этой версии Грааль прямо поименован потиром. В позднейших французских изданиях -- в частности, в издании В.Нитце 1927 года, по которому выполнен перевод Е.Кассировой -- введена разбивка на сцены, добавлен прозаический отрывок, без которого текст теряет связность, -- словом, перед нами в той или иной степени попытка реконструкции окончательного поэтического замысла Робера де Борона. Однако ведь и в первых списках Библии тоже нет разбивки на слова. Потомки вынуждены хоть немного адаптировать к своему восприятию текст, пришедший из глубины веков. Иначе у книги просто не будет читателей. Однако подобные "вмешательства" сведены и в публикации Нитце, и тем более в современном переводе на русский язык, к предельно возможному минимуму.

Именно здесь мы подходим к последнему из возможных образов Святого Грааля -- образу невербализируемому, невоплотимому в слова и собственно словам почти непричастному: "Поиск Грааля ... -- это символ духовного приключения, каковым и является поиск Бога, абсолюта, или, согласно Юнгу, внутренней наполненности, которой соответствует господство чувств. Это приключение рыцаря, давшего обет бедности и представляющего тип идеального мужчины, обладателя трех добродетелей: отваги, верности, целомудрия"*. Здесь от сюжета собственно Святого Грааля мы вступаем в область иного сюжета, для европейской культуры едва ли не более важного -сюжета поисков Грааля, или, если угодно, странствия, конечной целью которого является обретение Грааля, однако цель в данном случае не перерастает в самоцель, ибо в странствии герой-протагонист способен прожить всю жизнь, совершая один подвиг за другим, приближаясь к архетипу вечного странника. В античном мире чем-то подобным было путешествие за Золотым Руном, сведшееся в конце концов к поэме Аполлония Родосского; современное литературоведение приравнивает подобное бесконечное странствие к попытке (всегда бесплодной) бежать от самого себя.