Прибыли в Новгород перед самым ледоставом, в этом году он наступил заметно раньше обычного - в середине груденя (ноября), так что успели вовремя, не зря шли самым скорым ходом. С пристани Варяжко направился в управу, там выслушал отчеты своих заместителей. По ним ситуация складывалась если не лучшая - путь по Волге и Каме все еще был перекрыт, то вполне терпимая - жизнь на Новгородской земле постепенно восстанавливалась, входила в привычное русло. Люди отошли от случившегося мора, да и власть немало им в том подсобила, своими трудами и хлопотами восполнили в какой-то мере потери - добрым урожаем, товарами и услугами новых мастеров, заменивших старых, тех, кто покинул этот мир. С убылью населения также отчасти поправили - переманили люд с других земель, где имелся его избыток, да и бабы плодились обильно - за каждого рожденного дитя власти назначили существенное пособие.
Единственно, что вызвало в докладе тревогу - начавшееся этой осенью переселение булгар на правый берег Камы, на новгородскую землю. Их поселения уже появились в прибрежной части от Елги до Казани и все дальше продвигались в глубь, оттесняя русских в самые дебри. Похоже, эмир торопился занять Поволжье и закрепиться на присоединенных землях, пока на Руси идет междоусобица. Случись такое - Новгороду грозила окончательная потеря южных и восточных территорий, приносивших большую часть доходов и нужных товаров - того же хлеба. Допустить такого новгородские власти не могли, но и помешать булгарам также - те поставили сильные гарнизоны во всех прежних крепостях, построили новые. Требовались гораздо большие силы, чем имелись, чтобы выбить врага из них, и опять, в который уже раз, перед Варяжко встала казалось бы невыполнимая задача, которую следовало решить в ближайшее время - после будет только хуже.
Дома застал занемогшую Преславу - она металась в горячечном бреду, никого не узнавала. Лекарка-знахарка, находившаяся рядом, не могла ничем помочь, даже облегчить страдания, о том прямо сказала прибывшему мужу больной, после добавила:
- Жить страдалице осталось столько, сколько пожелают боги. Но, видно, не долго - не сегодня, так завтра преставится, и надо молиться, чтобы душа ее попала в благословенный Ирий.
От такого удара судьбы Варяжко застыл в оцепенении, стоял перед лежащей в постели женой и смотрел, не отрывая глаз, на побелевшее как снег лицо, без тени кровинки. Сердце не принимало даже мысль о том, что теряет еще одного родного человека, лишь стонало от боли - так не должно быть, если есть вы, боги, то спасите ее! В этот миг, случись вдруг чудо, готов был отдать все, что у него есть, ту же душу и саму жизнь. Через долгую минуту очнулся от отчаяния, мысли заметались от зародившейся надежды - может быть, еще не все потеряно, он должен хоть что-то предпринять! Спросил у лекарки и стоявшей напротив Милавы: - Как случилось, отчего она занемогла?
Ответила Милава: - Да вот как родила, вскоре и слегла. Ослабла, даже не могла дитя на руках удержать. А потом стало хуже - спала с лица, дышала с трудом, а сегодня впала в беспамятство.
Варяжко только сейчас обратил внимание, что живота у Преславы нет - когда уходил в поход, она находилась на пятом месяце беременности, так что срок рожать уже настал. Сразу возникло подозрение, что болезнь жены связана с родами, уточнил у Милавы:
- Кто принимал у Преславы, бабка Зорица?
- Померла бабка, еще в прошлую зиму. Позвала повитуху из Людина, та и приняла дитя.
Подозрение переросло в уверенность - что-то не то сотворила повитуха, ведь с самими родами у Преславы не должно быть проблем, у нее сильное тело - о том говорила бабка Зорица еще в прошлый раз. Не колеблясь больше, приказал Милаве: - Убери одеяло и подними рубаху - я посмотрю, что у нее там.
Та послушно исполнила веление мужа, когда же Варяжко склонился над Преславой, сразу учуял гнилостный запах, идущий от ее промежности, после увидел там темную сукровицу с гнойными выделениями. Дал указание старшей жене: - Согрей воды побольше и приготовь чистые холсты, - сам направился в свой кабинет, где хранил лечебные мази и настойки, а также брагу - он сам ее выгнал из отборной пшеницы. Подточил еще нож и со всеми принадлежностями для предстоящей операции вернулся в комнату Преславы. Выбора у него не оставалось, как провести все самому, хотя прежде подобного опыта не имел - если не считать первую помощь при ранах. На огне прокалил лезвие ножа, отмыл руки и продезинфицировал их брагой, затем очистил кровоточащие ткани от гноя, после принялся вскрывать нарыв на половых губах и влагалище.