Против лома нет приема

— А что, — хмыкнул Таран, — сексуально! Вообще-то он постарался произнести это с издевочкой, по крайней мере иронически. Но при всем при этом, если сказать откровенно, Фрося произвела на него совершенно неожиданное впечатление. Если до этого Таран видел в ней просто пожилую и довольно злющую бабу — почти старуху! — то этот фокус с движением ножкой пробудил у Юрки какие-то спинномозговые центры. То есть возникло какое-то противное, мерзковатое желание, которое — Таран был в этом совершенно четко убежден! — ни в жисть бы не возникло до вчерашнего прелюбодеяния. Юрка перешел некий Рубикон. Если еще вчера вечером он не мог представить себя с другой бабой, кроме Надьки, и от всех этих «других» его отделял этакий незримый, но непробиваемый барьер типа «железного занавеса», то сейчас этот барьер рухнул, как Берлинская стена. И хотя Юрка вроде бы внутренне осуждал себя за вчерашнее безобразие с Аней, все же у него сформировалась еще одна, подспудная, самооценка — все ништяк, ты поступил как мужчина!

— Ишь ты, глазенки вылупил! — Фроська была, видать, баба опытная, и Таранова демонстративная ирония ее не обманула. — Значит, еще ничего выгляжу, раз таращишься…

— Ладно, — смутился Таран и решил уйти от этой скользкой темы. — Ты тут чего-то насчет обеда распространялась?

— Присаживайся… — сказала Фроська, стрельнув глазками. Ух, зараза! Как Таран ни старался, глаза у него все время так и елозили по Фроськиным объемам. В том году летом он на расстоянии вытянутой руки совсем голую Милку разглядывал, которая и по фигуре, и по роже была намного симпатичнее. Но ничего такого, что сейчас заставляло стыдиться своих мыслей, к Милке не испытывал. Конечно, там ситуация была другая, не до того было. Хотя Милка, наколотая стимулятором, сама на шею вешалась.

В общем, когда Фрося налила ему миску харчо — этим гордым именем называлась крепко перченная похлебка из бараньего мяса, заправленная томатной пастой, рисом, чесноком и. перцем, в которую стряпуха сверху накрошила кинзы, Таран был очень благодарен. По крайней мере, теперь можно было уткнуться в суп и хлебать его, не глядя на эту, непонятно, чем соблазнительную тетку.

— Как насчет ста грамм? — спросила, прищурившись, хозяйка.

И хотя, проснувшись утром, Таран клялся и божился, что до скончания веку капли спиртного не глотнет, что-то резко включилось и заставило Юрку бодренько произнести:

— Положительно!

Фрося тут же пару стопок достала и соленья на закусь. Ну, а пузырь — само собой. Запотевший, холодненький… Таран, увидев, как «кристалловская» жидкость наполняет граненую стопочку, с тайным ужасом отметил про себя, что ему очень хочется эту жидкость выпить и что, может быть, ему в конце концов уготована участь мамаши и папаши, которые без этой водяры уже существовать не могут. Однако жажда расслабить нервы, раскрепостить душу, которую сегодня опять могли загубить, избавиться от всяких неаппетитных видений типа мозгов, разлетевшихся по стене и тюлевым шторам, была сильнее всех этих вполне здравых соображений.

В общем, Таран хлебанул эту первую стопочку, разом ощутил веселость и раскрепощенность, аппетита прибавилось, и он быстренько сметал острый супец. А заодно весьма непринужденно дотянулся до гладкой Фроськиной коленки и вполне уверенно погладил ее — покамест через ткань довольно длинной ситцевой юбки. Дама показалась ему вполне достойной внимания. Пословица «Не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки» оказалась полностью соответствующей действительности. Пока Фрося второе накладывала, рассказал какой-то старый анекдот с матом, слышанный когда-то от шпаны в родном городе. И хотя, кроме мата, в анекдоте ничего смешного не было, сам первый заржал.

— А ты озорной парнище! — порадовалась толстуха и погладила Юрку по спине своей пухлой лапой. — Споемся!

Петь Таран, правда, не стал, но зато уже совсем без страха и сомненья хлебнул вторые сто грамм — под второе. На сей раз он уже без долгих преамбул приподнял Фроськин подол и приласкал не только коленки, но и жирные ляжки. Хозяйка всего этого оборудования только пьяно хихикнула.

Поскольку бог любит троицу, налили еще по полстакашка — и поллитра кончилась. Запивая это компотом, Юрка рассказал еще один малосмешной анекдот, где даже мата не было, но лично ему казалась до ужаса уморительной фраза «Отнюдь!» — сказал граф и долго имел графиню на подоконнике».

Вообще-то Фроська была куда менее пьяна, чем казалась — она и две поллитры под хорошую закусь могла вылакать! — и более того, спаивала и совращала Тарана не столько из удовольствия, сколько из принципа «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Иначе говоря, надеясь, что он в поддатом состоянии выболтает то, что трезвым бы сообщать не стал. Задачи такой перед ней никто не ставил. Просто Фроська не любила, когда ее мало информировали о тех людях, которые здесь появлялись.