Против лома нет приема

Однако Таран на темы, связанные со своей трудовой деятельностью, говорить не собирался. Здесь у него стоял самый прочный ограничитель. А вот лапал Фроську все энергичнее. И хотя поначалу у нее не планировалось на послеобеденный период ничего сексуального, бабе эта настырнось юного кобелька стала нравиться. Решающую роль, как ни странно, сыграл тот самый дурацкий анекдот, рассказанный Тараном. Фроська много чего перепробовала по жизни, много чего со стороны видела, но сообщение насчет «подоконника» отчего-то поразило ее воображение. То ли потому, что ей, бабе очень конкретной, трудно было представить такой подоконник, на который ее можно было уложить, то ли, наоборот, богатое воображение нарисовало ей некий графский дворец, где все подоконники просторные, как двуспальная кровать.

— Это как, — удивленно пробормотала Фроська. — на подоконнике?

— Очень просто, — ухмыляясь, произнес Таран, — могу практически показать! Хоть прямо тут…

— Нет… Тут дверь не запирается, а рядом с окном ребята ходят, засмущалась Фроська. — Пошли наверх лучше…

Поднялись наверх, в ту комнату, где Таран провел прошлую ночь. Фроська заперла дверь, а Юрка, полный самых бесшабашных желаний, подобрался сзади, обнял с боков объемистую бабенцию и, опустив ладони на массивные бедра, прокатился ими по юбке сверху вниз, а потом снизу вверх. И прижался передом к тугой попе.

— Ты обещал на подоконнике показать! — хихикнула Фроська, которой то, что через штаны Тарана отчетливо прощупывалось, шибко понравилось, ивообще-то она могла вполне и обычной кроватью удовлетвориться.

— Будет сделано! Нет проблем! — Не выпуская Фроську из объятий и не переставая поглаживать все, что подворачивалось под руку, Юрка постепенно подталкивал партнершу к открытому окну.

— Ну, ложись на брюхо! — велел: он. — Да не вдоль! Поперек ложись!

— А-а! — радостно произнесла Фроська. — Теперь понятно… А я думала, блин, какой же подоконник надо, если вдоль?!

И с готовностью плюхнулась животом на узенький подоконник, выставив голову в сад. А Таран очень проворно и уверенно задрал ей подол на поясницу, лихо стянул вниз фланелевые панталоны необъятных размеров, а затем торопливо начал расстегивать свои штаны…

— Вот это телевизор! — не скрывая восхищения Фроськиной задницей (она была явно шире, чем четырнадцать дюймов по диагонали!), Юрка достал соответствующий прибор и пристроился на рабочее место.

— Ого! — одобрила Фроська. — «Так держать, медсестра!»

Какое отношение к начавшемуся мероприятию имел старый английский фильм с таким названием, неизвестно. Юрка этого фильма никогда не видел и даже о том, что он существует, понятия не имел. Фроська, прожившая на пятнадцать лет больше, фильм этот тоже не видела, а приговорке этой ее научил один из любовников, который всякий раз сопровождал этими словами сам момент стыковки.

— Это ты, что ли, медсестра? — поинтересовался Юрка, крепко прижимаясь животом к прохладным живым «подушкам».

— А как же! — захохотала Фроська. — От всех болезней, окромя триппера! Давай, «граф», работай, только в окно меня не выпихни!

Наверно, заявление Фроськи насчет «всех болезней, окромя триппера», будь Таран потрезвее, заставило бы его сильно призадуматься. Но сейчас он был в таком состоянии, что не опасался даже СПИДа, хотя вероятность поймать его, наверно, не была совсем уж мизерной.

Он просунул ладони под Фроськину кофту, выпростал из лифчика здоровенные «арбузики» и, ухватившись за них покрепче, навалился партнерше на спину. А потом погнал во весь дух, звонко шлепая животом по половинкам Фроськиной необъятной задницы. Во, клево!

— Во черт дикий! — восторженно пыхтела баба. — А ну еще парку поддай! А ну, крепче!

И, ухватившись за внешний край подоконника, сама стала энергично толкаться навстречу Тарану. Зло, азартно, с придыхами, похожими на мясницкое «хэканье».

— И-ех! И-ех! И-ех!

Внизу, под окном, должно быть, насторожившись от непонятных звуков, появился один из охранников, задрал голову, поглядел, все мгновенно понял и, пробормотав: «Психи!» — пошел куда-то по делам. Таких закидонов от хозяйки он еще не видел, но других, в этом же духе, насмотрелся немало и даже принимал в них участие.

Юрка этого даже не заметил. Ему пофигу все было, он от своего личного свинства удовольствие получал. Наверно, где-то в душе совесть уже подшивала новые листьев дело о моральной неустойчивости гр. Тарана. И готовилась предъявить ему обвинение по всей форме на следующее утро. Примерно так, как после ночного грехопадения с Аней. Однако, как говорится, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. В том смысле что если вчерашний Таран был относительно чистой речкой, то сегодня — уже здорово взбаламученной, в которой лишняя грязь уже не очень замечается. С Аней все было красиво и нежно, с этой — грубо и грязно, но суть одна — измена. Впрочем, Таран в данный момент это просто констатировал и от этого отнюдь не порывался прекратить мероприятие. Вместо этого он только злее дрючил Фроську, а ей это нравилось.