Против «псов-рыцарей»

Ответ писать оказалось довольно трудно, все время сбивалась на восторженные панегирики Федьке, его шустрости, его зубам, привычкам, большущим глазенкам и, безусловно, быстрому развитию. Прекрасно понимала, что для любой мамаши ее ребенок самый развитый, умный и, конечно, красивый. А потом подумала: почему бы не погордиться? Ведь зубы полезли раньше, чем обычно, да еще и четыре сразу. И ползать начал раньше, и вообще, вполне живой, прекрасный ребенок.

Представила себе восторг Лушки при известии о племяннике и невольно улыбнулась.

С другой стороны, было жаль, что нас жизнь вот так раскидала, где они и где я. И тут же поймала себя на том, что при этом «где» вспоминаю не Москву, а думаю о Новгороде. Неужели я так привыкла жить здесь, что не мыслю себе возвращение?

В тот вечер долго вспоминала свое житье-бытье в Москве, работу, встречи, привычки… И все время мысленно возвращалась в Новгород, словно домой. Неужели это все, я так и останусь с Федькой здесь? Если честно, то пока малышу и впрямь лучше здесь, здоровее, во всяком случае. А потом? От мыслей становилось тоскливо, и я оглядывалась на своего малыша, каково будет нам с ним в этом мире одним, без поддержки?

Держать мечи востры…

Наступило лето, просохли дороги, ярко светило солнышко, казалось, что нигде в мире нет ни войны, ни беды, ни разора…

Закончился поход, можно бы и отдохнуть, но князь отдыха новгородцам не дал. Снова собрал вече, снова говорил о том, что, пока Псков под немцами, угроза не исчезла. Копорье это не все, просто проба сил. А побороть немцев своей дружиной невозможно, слишком сильны.

Нашлись те, кто в ответ кричали:

– Видели мы, князь, этих железных жуков! На спину перевернешь, и будет лежать, пока кто не поднимет.

Александр нахмурился:

– Не то говорите! Мы с немцем еще и не встречались. Копорье не в счет, там настоящих рыцарей не было. Если рыцарь на коне да с оружием, его попробуй скинь! И конь тоже закован. Бить можно, но как в Копорье больше не получится.

– Почему?

– Потому как нас теперь всерьез принимать будут, а раньше и признавать не хотели.

Кто-то хмыкнул:

– Выходит, сами себе подгадили?

И тут новгородцы увидели, как князь умеет злиться. Александр Ярославич сгреб болтуна железной рукой, поднял над землей и, держа на весу, строго спросил:

– Ты там был?!

– Нет, – съежился под страшным княжьим взглядом мужик. – Прости, княже, сболтнул.

– Ах, ты сболтнул?! А побейте-ка его те, кто Копорье брал и с рыцарями бился. – Александр попросту швырнул болтуна в толпу.

Того просто затоптали, едва выжил. После стороной обходил не только вечевую площадь, но и всю Торговую сторону. Но большинство запомнили твердую руку князя, державшего столько времени на весу немаленького мужика. Друг другу передавали:

– И ведь рука не дрогнула, пока держал!

Невский готовился, и я понимала к чему: ливонцы так просто не отстанут, пока они в Пскове, покоя быть не может. Конечно, впереди Ледовое побоище, и я хорошо понимала, что не удержусь и обязательно отправлюсь воевать вместе с князем. Вот только на кого Федьку оставить на это время?

Кузнец Пестрим который день не выходил из своей кузницы, даже спал там же. Жена носила ему и подмастерьям обеды, стояла, жалостливо подперев щеку кулачком, качала головой и уходила обратно. Не до сна и отдыха было, все другие работы позабросили после того, как князь Александр Невский на вече сказал, чтоб к походу на псов-рыцарей готовились. У подручного Пестрима руки обожжены, молот держать не может, так чуть не локтями хоть меха раздувает, только бы в стороне не стоять. Давно такого единодушия в Новгороде не было. На вече о том, что Новгород пока миновало, рассказывали и те, кто в Низовские земли ездил, и те, кто от немцев на Псковщине едва спасся. По всему выходило, что враг со всех сторон у ворот. Одного прогнали, другие налезают. Верно решил Ярославич, бить надо так, чтобы вдругорядь неповадно было. Когда в доме пожар, то не до ссор. А кто против будет, того вече решило и впрямь казнить смертью лютой. Боярские прихвостни сначала не поверили, потом двоих болтунов повесили на воротах, долго их трупы болтались, пока самим горожанам не надоели, все ненужные разговоры сразу прекратились.

Между двумя домнами Пестрим вышел во двор чуть передохнуть, уж больно жарко. Только присел на большое бревно, тут как тут Никоня, давний его друг-соперник. После боя со шведами, когда один другого спасал, ближе братьев родных стали. Никоня присел, посмотрел на солнышко, потом наклонился к кузнецу:

– Слышь, Пестрим, я чего узнал?..

– Ну? – покосился на известного болтуна кузнец. Сейчас что ляпнет, не будешь знать, верить или нет. Так и вышло.

– Дружинники меж собой говорили, князь-то наш Александр Ярославич во Владимир уезжает…

– Ты что?! – выпятился на него Пестрим. – Быть того не может!

Никоня резво перекрестился:

– Вот те крест!

Подумал и перекрестился широким крестом, чтоб уж совсем без сомнений было:

– Клянусь, сам слышал! Едет завтра ли, сегодня ли во Владимир.

Кузнец почти вскочил: