Против Рубена Волфа

– Что мы такое? – Короткий смешок. – Поди знай, что они себе увидят, но если придут и посмотрят, как мы деремся, они поймут, что мы – братья.

Вот оно!

Вот это мы такое – может, единственное, в чем я могу не сомневаться.

Братья.

Все хорошее, что в этом есть. И все плохое.

Я киваю.

– Ну, значит, рассказываем? – Теперь Руб смотрит на меня.

Я его вижу.

– Ага.

Решено, и, должен признаться, лично я этой мыслью одержим. Хочется тут же побежать и рассказать всем. Просто чтобы выпустить наружу. Вместо этого я стараюсь думать о том, что мне предстоит прежде. Мне предстоит выдержать три своих боя и посмотреть, как дерется Руб, и как действуют против него соперники. Мне нельзя допускать те ошибки, которые допускают они. Мне надо продержаться до конца, и ради Руба я должен дать ему настоящий бой, а не подарить очередную победу.

В следующей схватке я, к собственному удивлению, побеждаю – по очкам.

Сразу после меня Руб отправляет Головореза на койку – в середине четвертого раунда.

Через неделю я проигрываю в пятом раунде, а последний перед схваткой с Рубом бой выдается хорошим. Деремся в Марубре, и, вспоминая свой первый матч, я на этот раз выхожу на ринг и бью без малейших колебаний. Я больше не боюсь огребать. Может, я привык. А может, просто знаю, что для меня все скоро закончится. Парень, с которым мы боксируем, не выходит на последний раунд. У него ватные ноги, и я ему сочувствую.

Я знаю, каково это – когда не хочешь выходить на последний раунд. Знаю, каково это – изо всех сил стараться просто устоять, куда там даже подумать о том, чтобы бить самому. Я знаю, каково это – когда страх сильнее физической боли.

Позже, наблюдая за поединком Руба, я кое-что замечаю.

Я обнаруживаю, почему никто не может его побить и даже не имеет шансов. Просто никто из соперников и не думает, что может его победить. Не верит в это и не хочет этого с нужной силой.

Чтобы выстоять перед Рубом, нужно верить, что можешь его побить.

Проще сказать, чем выполнить.

– Эй, Кэм?

– Пора бы уже.

– Что пора?

– Тебе начать разговор.

– У меня есть что сказать, кое-что важное.

– Ну?

– Завтра сознаемся.

– Ты уверен?

– Да, уверен.

– А когда?

– После ужина.

– Где?

– На кухне.

– Заметано.

– Ладно. А теперь заткнись. Я хочу спать.

Позже, когда он принимается храпеть, я говорю ему:

– Я собираюсь тебя уделать.

Но в душе я не слишком в это верю.

16

Деньги лежат на кухонном столе, и мы все смотрим на них. Мать, отец, Сара, Руб и я. Тут вся наша казна. Банкноты, монеты, всё. Мать приподнимает Рубову долю: примерно понять, сколько там.

– Всего около восьми сотен, – поясняет Руб. – Вместе с Кэмероновыми.

Ма хватается за голову. Такой вечерок четверга – не по ней, она встает и идет к раковине.

– Меня, кажется, сейчас вырвет, – говорит она, наклоняясь над раковиной.

Отец встает, шагает к ней, обнимает.

Безмолвных минут через десять они возвращаются к столу. Клянусь, этот стол видел, наверное, все. Все важное, что только происходило в нашем доме.

– Ну и сколько это уже продолжается? – отрывисто спрашивает отец.

– Ну, давно. Где-то с июня.

– Это правда, Кэмерон? – Теперь мама.

– Да, правда. – Смотреть на нее я не в силах.

Миссис Волф, однако, на меня смотрит.

– И эти все синяки оттуда?

Я киваю.

– Да.

И продолжаю.

– Мы и во дворе боксовались, но только ради тренировки. Когда начали, мы решили, что нам всем нужны деньги…

– Но?

– Но, по-моему, дело сразу было не в деньгах.

Руб соглашается и добавляет от себя. Говорит:

– Знаешь, мам, просто мы с Камероном видели, что у нас происходит. Видели, что творится с нами. С отцом, с тобой, с нами всеми. Выживали же, барахтались в море, и вот… – Его лихорадит. Он горячится все высказать, как есть. – Мы хотели что-то делать, чтобы выкарабкаться, чтобы у нас все стало, как было, хорошо…

– Даже если нам всем будет стыдно? – перебивает мать.

– Стыдно? – Руб взглядом боксирует с ней. – Ты б так не говорила, если бы видела Камерона на ринге, как его валят, а он поднимается и снова в бой! – Руб почти кричит. – Ты бы от гордости на колени упала. Ты бы всем стала говорить, что это твой сын, и он не сдается, потому что ты его так воспитала!

Ма задумывается.

Глядит сквозь стол.

Она представляет, но видит только боль.

– Как ты все это выносил? – умоляюще спрашивает она меня. – Как ты это терпел неделю за неделей?

– А ты как? – спрашиваю в ответ.

Это действует.

– А ты? – обращаюсь к отцу.

А ответ такой: мы не сдаемся, потому что так живем. Не знаю, может это инстинкт, но мы все такие. Всюду люди живут так. Особенно люди вроде нас.

Почти все кончено, и я предоставляю Рубу нанести нокаутирующий удар. И он наносит. Он говорит: