Глаза Серёжки были залиты чем–то тёплым и красноватым. Наверное, они его долбанули ещё и по лицу. Серёжка видел всё в каком–то розовом тумане. Удары, стоны и крики не прекращались. Но Серёжка всё–таки сумел изловчиться, достал нож из–за голенища, перерезал верёвки на руках и ногах. Всё старался делать тихо и незаметно, чтобы не привлечь к себе внимания... Но алкаши были заняты другим...
Серёжа ладонью вытер кровь с лица. Видимость улучшилась... Но лучше было бы, чтобы он не видел этого никогда!
Серёжа сжал нож и бросился в атаку. Того, который взобрался на Эвелину, боролся с ней и бил её по лицу, Серёжа прирезал ударом в шею. На истерзанную окровавленную Эвелину обрушился ещё поток чужой, хамской крови. Но Серёже нельзя было терять ни секунды. Он бросился на второго истязателя, который, видимо, отошёл в сторону помочиться. Тот, почувствовав что–то неладное, обернулся и сразу сунул руку в карман брюк. Но он не успел вытащить руку из кармана: в его сердце уже поворачивался Серёжкин кинжал, и он рухнул как подкошенный. Серёжа бросился к костру. Что–то окровавленное в разодранном грязном платье сидело у костра.
– Где третий?
Эвелина махнула в сторону моторной лодки.
– Серёжа, он не...
– Всё равно. Свидетель.
Серёжа быстро подошёл к моторной лодке. Третий её пассажир мирно спал на дне. Серёжа приподнял его голову и полоснул по горлу своим отточенным кинжалом.
Когда он вернулся к костру, окровавленная, истерзанная Эвелина чётко и ясно проговорила:
– Серёжа! Я тоже свидетель. Убей меня, пожалуйста. Я не хочу больше жить. Убей, убей меня.
– Лина, ты не свидетель, ты жертва моей глупости.
Но тут на Эвелину напал такой бешеный приступ рвоты, что она упала на колени, её буквально выворачивало какими–то буро–красными потоками. Потом она немного очнулась и пошла в воду.
Серёжа обошёл своих противников и проверил, нет ли среди них раненых, которых необходимо добить. Но все они были уже надёжно мертвы. У костра валялся бидон, из которого эти мерзавцы делали последние в своей жизни глотки чего–то мутного и зловонного.
Эвелина вернулась на берег. Она смыла кровь, но на лице её было столько синяков и кровоподтёков, что Серёжа едва узнавал её.
В карманах убитых ничего не оказалось: ни документов, ни денег, ни ключей от квартир. Только у второго в сжатом кулаке был нож–бабочка. Серёжка вырвал с усилием этот нож. Нажал на кнопку. Нож был безупречен. Если бы он успел достать его...
Серёжа тщательно отмыл от крови свой нож, разбежался и забросил его подальше от берега в глубины озёрные. Трофейный нож он тоже вымыл, тщательно протёр и положил на траву: вдруг ещё кто–нибудь рискнёт появиться на этом проклятом острове.
Эвелина встала и снова пошла в воду. Серёжа тоже, наконец, позволил себе умыться в когда–то родной ему кисегачской воде.
А небо над ними было чистое: звёздное и лунное. И луна и звёзды смотрели на происходящие в земной юдоли события с большим интересом. Пора было что–то делать. Сперва Серёжа вылил содержимое котелка в затухающий костёр, потом отошёл по берегу в сторону метров тридцать, набрал чистой воды, вернулся на поляну и поставил его рядом с понуро сидящей Эвелиной. Она отворачивалась: не хотела, чтобы он видел её изуродованное лицо.
– Лина! Пей воду. Тебе станет легче.
Эвелина сразу начала пить. Долго не могла оторваться от этой живительной влаги. Потом поспешила в кусты.
Серёжа сел на песок и призадумался: что делать? Долго думать у него просто не было времени. Он вспомнил, что в своё время в углу этой поляны он хотел сделать схрон, выкопал яму, но почему–то оставил эту затею. Потом вспомнил, что у них внутри лодки пристёгнута сапёрная лопатка... Всё, хватит сидеть. Пора действовать.
Серёжа вооружился сапёрной лопаткой, трофейным бидоном и поспешил в угол поляны. Он сразу вспомнил, почему здесь он не довёл дело до конца: песчаные края всё время осыпались. Приходилось одновременно и расширять яму и углублять её. Закипела работа, и сразу Серёжке стало на душе немного по легче.
Когда глубина ямы оказалась немного больше полутора метров, Серёжа решил: всё, хватит. Иначе до рассвета не успею.
Все эти усыплённые Серёжкой покойники явно были знатными пивососами. Каждый весил более ста килограммов, а, может быть, и до ста пятидесяти. Одним словом, обрюзгшие и брюхатые детины... А теперь всех их надо было как-то дотащить до их свеженькой могилки.
Тащить такие тяжеленные туши можно было только волоком. Корячился Серёжка, пыхтел, но дело продвигалось медленно. Кое–где приходилось и кантовкой заниматься (Мужики! Не пейте вы так много пива! Вы даже не представляете, как тяжело потом таскать ваши разбухшие трупы!).
Подошла Эвелина, попыталась помочь, но почти сразу же убежала в кусты. Но вскоре вернулась. И помогала перетаскивать своих истязателей.
Потом Серёжа срезал с их одежды пуговицы, чтобы невозможно было опознать трупы. Он скатил их на дно ямы, сложил аккуратно, потом засыпал эту братскую могилу чистым озёрным песком, притоптал хорошенько, ещё подсыпал песка...