Против ветра! Русские против янки

Они слышат голоса тяжелых морских орудий — и не теряют надежды. Несмотря на совершенно безнадежное положение, в которое загнали себя сами. Теперь им кажется, что правильней было бы держаться за траншеи, до половины залитые солоноватой водой, и за стены фортов, неплохо разрушенные федеральной артиллерией в прошлом месяце. Пусть серый прибой захлестнул стены и брустверы — примкнуть штыки и продать шкуру подороже ничто не мешало. Кроме страха перед слитным, ни на что не похожим воплем, перед солнечным огнем на остриях штыков. Но среди замешательства твердо звучали голоса офицеров:

— Назад! Равняйся! — и снова: — Все назад!

Они так и отходили: ровными рядами, отстреливаясь. Потом сзади, словно сбитый с ног, но не успокоившийся драчун, под колени подкатилось болото. За месяцы осады в нем довелось пересчитать каждую кочку — и надо же, внезапность! Линии развалились, полки превратились даже не в стада — у стада хоть вожак имеется — в неуправляемые скопища людей, пытающихся вылезти на сухое место.

Место нашлось. И топи вокруг — вполне проходимы. Вот только пока офицеры навели порядок, полки оказались в окружении. Жиденьком… Но вы попробуйте прожить четыреста шагов по пояс в трясине под метким огнем!

Вот и остается стоять. В подсумках по три десятка бумажных патронов. Ружья — не брошены. Стрелять — без толку. Четыреста шагов трясины для старых бельгийских ружей — преграда не хуже каменной стены. Винтовки конфедератов бьют куда дальше. Положение — гаже не выдумаешь, но от моря разносятся глухие раскаты, и полки не спешат складывать знамена к сапогам победителей. Стоят. Ждут. Умирают.

Угрозы со стороны изолированных на болоте частей нет. Так рассудил командующий высадкой. Генерал Вильям Бут Талиаферро, что еще полгода назад форт Вагнер защищал, теперь взял свое обратно, и, будьте покойны, так просто назад не отдаст. Но раз угрозы нет, к чему переводить патроны? Оставленные для наблюдения за забравшимся в ловушку противником роты даже не получили приказ вести огонь. Стоят, перешучиваются. Кто-то нашел время сменить промоченные при высадке носки на сухие. Это башмаков у Конфедерации не хватает. Обувь — забота правительственная, вот с ней и обстоит, как с прочими правительственными делами. Носками занимаются женщины — и уж они для своих мужчин расстарались. У иных солдат по десять пар…

Неленивые найдутся всегда.

Вот солдат в сером надрывает зубами патрон, засыпает заряд в ствол. Туда же отправляется бумага — пыж. Теперь пуля. Теперь прибить шомполом. Надеть капсюли на шпеньки. Вскинуть винтовку к плечу…

— Что вы делаете, сэр?

Окрик заставляет опустить оружие и встать во фрунт. Только после этого глаза докладывают, что перед тобой — русский союзник. А у кого еще в Чарлстоне черные кителя? Моряк. И, раз у него есть время прогуливаться по острову…

— А мониторы что, ушли?

— Ушли.

Кривится, как и должно регулярному офицеру, которому отвечено вопросом на вопрос. По взъерошенным пшеничного цвета усам видно: охотно дал бы в ухо. Но союзнику не имеет право. А потому просто повторяет:

— Так что вы делаете, рядовой?

Давненько в слово private не вкладывали такого сарказма. Да, тут тебе не человеки-автоматы, тут армия добровольцев. Эти, может, и не умеют носки тянуть на парадах, зато вкус победы распробовали. А на английский — бессмысленный — вопрос солдат Конфедерации всегда готов дать английский же — очевидно-бессмысленный — ответ:

— Стреляю, сэр.

— Куда, рядовой?

— В ниггеров, сэр.

На деле — в ту белую сволочь, что гонит их на убой. Но ведь не каждая пуля в цель. А при промахе по офицеру пуля сама выбирает жертву в плотном строю двух полков, которые очень не хотят сдаваться южанам. Потому что полки эти — черные!

Не то чтобы черных солдат не водилось в армии Конфедерации. Но в южных полках не смотрят на происхождение солдата. Богатый плантатор, зажиточный фермер, горожанин-хитрец, белый голодранец, промышляющий охотой на белок, свободный негр и раб, получивший волю в обмен на винтовку, — все стоят в одном строю.

У северян, — которые, провозгласив свободу чернокожих Юга, собственных рабов освободить не удосужились, — подход иной. Зачем ставить людей второго сорта в равные условия с прочими? А значит, создаются отдельные цветные войска — с белыми офицерами. И отправляются туда, где климат похуже. Или нужно копать побольше. В общем, остров Моррис вполне подходит.

— Сдаться предлагали?

— Ради ниггеров Эйби Линкольна снова мочить ноги? Без приказа?

Проще выпросить у товарища по роте еще десяток зарядов и продолжить расстрел беззащитных людей. Впрочем, пока враг не сдался — он враг.

Прапорщик Гришин раздумывал недолго.

— Найдется белая тряпица?

— Для союзника у нас найдется все… Правда, полезете в болото, сэр?

Полковник Эдвард Хэллоуэлл знал, что обречен. Рано или поздно какой-нибудь Джонни все-таки возьмет верный прицел… А что потом?

— Держитесь, парни. Даже если меня убьют, держитесь. Скоро вечер. За нами пришлют лодки… Помните — мы сражаемся за свободу. А дело свободы непобедимо, если не сдаваться.