«Дорогой, мы каждый час вспоминаем о тебе, с умилением глядя на подарки, которые ты присылал нам в прошлом году! Теперь, когда газеты пишут, что падение Чарлстона неизбежно, стоит, наверное, напомнить, что в серебряном сервизе из Фернандины не хватает некоторых предметов, а жемчужное ожерелье из Сент-Огустина — ты же знаешь, Элиза с ним не расстается — просто требует таких же серег и хотя бы одного кольца! Впрочем, зная твою предупредительность…»
Далекая супруга северного офицера все-таки не до конца доверяла предупредительности мужа. Что именно требуется славной семейке из Бостона, было подробно расписано на трех листах.
— Жаль, что мы не можем повесить мертвеца… Скажут, надругательство над павшим врагом!
Борегар на мгновение задумался. Острый галльский разум, не раз заставлявший менять в ходе боя хорошие планы на лучшие, решение отыскал быстро.
— Джентльмены, стыдитесь. Мы не воюем с мертвыми. Мы не воюем и с женщинами, сколь бы алчны они ни были. Полагаю, мы должны отослать это письмо по адресу. Вместе с должными извинениями по поводу того, что серьги и кольца из ушей и с пальцев наших жен и дочерей по большей части отправились за море, в оплату за оружие и лекарства.
Он быстро набросал несколько строк.
— Доставьте это на почту… Отставить. Доставьте это на почту, но сперва загляните в редакцию «Чарлстонского вестника». Да, слово в слово, и хотя бы на вторую полосу…
Посмотреть места сухопутных боев Алексеев выбрался лишь через три дня — когда телеграф отстучал из окрестностей Порт-Рояла, что большая часть северной эскадры там, принимает уголь и боезапас. А значит, можно дать волю любопытству. Отнюдь не пустому — времени по-прежнему в обрез. Но посмотреть на орудия Блэйкли — оба, что удалось вывезти из Англии до охлаждения отношений, — значит взглянуть в глаза будущему противнику. Если война хоть немного затянется, есть вероятность встретить такие на вражеских броненосцах. Нарезные, высверленные под странный калибр в двенадцать и три четверти дюйма, пушки обжились на возрожденной батарее форта Грегг.
Ну а после, конечно, неизбежное паломничество к поверженному северному титану. Вот батарея с единственным орудием. «Болотный черт» — первая пушка, что разорвалась в августе, имела прозвание «Болотного ангела», так эта куда злей — сбит с лафета подрывными зарядами, лежит на боку. Длинный, вовсе не мортирный ствол. Колумбиада Родмэна, вот что он такое! Разом и пушка, и мортира, и гаубица. Пойманный черт бессильно вытянулся по земле и служит сиденьем полудюжине десантников. Солдаты батальона тяжелой артиллерии в бывшем сером и русские матросы в бывшем белом после боя в болоте почти неразличимы. Разве только последние пока сигары курить не приладились. Вот одного угостили… так крошит ножом себе в трубку. Американцы не возражают — мало ли какие у людей бывают причуды?
Зато против — вновь произведенный прапорщик по адмиралтейству. Собственно, почти подпоручик — представление к ордену заработал. Но в душе остался артиллерийским унтером. Ему вид матроса не при деле — острый нож. Сразу послал человека за краской… зачем, спрашивается? Сам заглядывает в огромное дуло. Матерится внутрь, рассчитывая на эхо. В ответ — тишина.
— Зараза северная… — возмущается и тут же делает противоречивый вывод. — Вот бы такую на наш корабль!
— Нет уж. Для нее «Невский» маловат. И заряды только трофейные… Нет, отдадим на завод.
— Уэртам? — щурится. — Дело, Евгений Иваныч. Пусть переплавят во что-нибудь приличное. Из чего можно убивать не только баб с детишками… Эй, ты зачем черную краску притащил? Не годится! Белую давай или хоть желтую. Ну, господин капитан, скажу вам, не тот матрос пошел, не тот. Только человек море понять успеет — а его назад, в деревню. То ли дело было прежде… Служба была!
— Верю, Пантелеймон Григорьевич. Не было б службы, не держали б Севастополь год… И все же — что вы людей попусту гоняете? Зачем нам краска?
— Да ничего такого, вашбродь, — прапорщик по адмиралтейству ответил на упрек привычно и лишь потом вспомнил, что он теперь тоже офицер. Замялся. Потом повторил: — Ничего такого, господин командир. Просто захотелось трофей чуток украсить. Вот этот оболтус и займется. Что хорошо в нынешнем матросе — грамотные. А кто нет, того учат…