(Противо)показаны друг другу

— Заканчивай этот цирк, слабоумная, — крикнул тот, что с водительского места, со всей силы подтолкнув Синичкину в спину. Та еле удержалась на ногах, но все же протопала дальше, пока нас не остановили. — Все, теперь будем отдыхать. Сначала культурно, потом не очень.

— Слушайте, у нее реально это заболевание, это не шутка. Погуглите, у вас есть мобильники.

— Обязательно, — секунда и в его руке сверкнул складной нож. Ну пиздец, приплыли. — А теперь вышли вперед. Ты слева, — указывает взглядом на меня. — Ты, слабоумная, справа. Давайте, давайте.

— Молодцы, — проговорил один из парней. Теперь я точно понимаю, они под наркотой или какой-то дурью.

Все трое усаживаются на бревно и принимаются нас пристально рассматривать.

— Слабоумная, давай снимай платье.

— Зачем? Вы будет его носить? — ну точно слабоумная. — В смысле ваша девушка.

— Нет. Не будет.

— Тогда не сниму. Зачем даром платью пропадать?

— Живо снимай.

— Не могу. У меня нет лифчика, — ой, дура. И такой момент просрали, когда можно было сбежать без сверкнувшего ножа.

— Тем более снимай. Смазливый, помоги слабоумной, раз у нее не хватает ума его быстрее снять.

— Все, все, я сама, — резко отворачивается ко всем спиной и снимает с себя туфли, а затем и платье. И вправду без лифчика. Перекидывает через голову обе сумочки и, прикрыв одной рукой грудь, разворачивается в исходное положение.

— Смазливый, давай тоже раздевайся до трусов, — что за на хрен?! Епрст, он точно пидарас. — Чего встал, тебе помочь?

— Я — сам.

Вот так и помогай людям, а в итоге оставайся в трусах с реальной перспективой быть изнасилованным в задницу. Скинул с себя джинсы вместе с рубашкой и, в отличие от Синичкиной, обувь вернул на ноги.

— Отлично. Начнем с культурной программы. Слабоумная, ты начинаешь петь и танцевать. Смазливый, ты подхватываешь второй куплет и тоже танцуешь. Если окажется, что ты не знаешь слова этой песни, я отрезаю ей мизинец, — вот тебе и нежданчик.

— А почему мне отрезать, а не ему, если он не будет знать слова?! — возмущенно бросает Синичкина, поправляя одной рукой трусы.

— Слабоумная права. Отрежем мизинец ему.

— Ну вот и славненько. Я могу начинать? — вот стерва же.

— Начинай, — усмехнувшись, произнес самый массивный из троих.

— Эх, ну с Богом, — щелкает пальцами на одной руке. — Тишина на Ивановском кладбище. Только часики двенадцать пробьют. И покойнички в беленьких тапочках на свиданье к друг другу идууууут, — выпад в мою сторону. — Я прижмусь к тебе тухленькой косточкой. Отделю тебе места кусок. Подарю тебе белые тапочки, поцелую тебя в черепоооооок. Ты приходи в могилку, приходи в мой дом. Ты приходи в могилку, вместе погнием. Ты приходи в могилку, будем чинно жить и черви земляные будут нас любить, ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла…..

Да, теперь могу с уверенностью сказать, что психологическая помощь, если я выберусь отсюда живым, мне точно понадобится после танца и песни Синичкиной. Как? Ну как, черт возьми, можно было вспомнить эту песню? Сука, ведь для нее я родился с золотой ложкой во рту, и по всем данным не могу знать этих дворовых песенок. А вот хер тебе на постном масле, Синичкина. Кажется, очередной ее припев, намертво приклеенная рука к груди, щелканье пальцев и дебильные выпады в стороны отложатся в моей памяти навсегда. Могу поклясться, что эта бестолочь сейчас кайфует от того, что делает.

— Ла-ла-ла-ла-ла-ла. Продолжай, — щелкает перед моим носом пальцами.

— Мы лежим с тобой в маленьком гробике, ты мозгами прижалась ко мне. И твой череп червями обглоданный, широко улыбается мне. Не смотри на меня ты так жалобно и коленку мне в ребра не суй. Все равно на тебя не поднимется мой давно разложившийся хуй. Ты приходи в могилку, приходи в мой дом. Ты приходи в могилку, вместе погнием. Ты приходи в могилку, будем чинно жить и черви земляные будут нас любить. Ла-ла-ла-ла-ла-лаааа, — отщелкал, в отличие от Синичкиной, пальцами на обеих руках, аккурат перед ее носом. Теперь, сука, я горд, что уделал ее. Боже, плюнь мне в рожу, мы с ней похожи. Очухиваемся мы оба тогда, когда я понимаю, что обдолбаные сучары заливаются смехом.

— А теперь, ребятушки, закончили с культурной программой и переходим в горизонтальную плоскость. Смазливый, гоу трахать слабоумную. Желательно, чтобы нам было все видно. Не начнете в течение пяти минут, отрежем по одному мизинцу каждому, — ну приплыли, вашу мать. Трахаться напоказ мне еще не приходилось.

— Я так-то не планировала с тобой секситься даже после спасения, а при них тем более.

— Ну, кто бы сомневался.

— Мы передумали. Отрежем по указательному пальцу на руке, — слышу позади себя. Сука, как понять, что в реале могут сделать эти обдолбыши?

— Придется, Синичкина, — хватаю ее за свободную руку и тяну на себя.

— Ты чо серьезно?!

— Да.

— А у тебя как вообще встанет в такой ситуации?!

— Встанет. Главное не смотреть на них. Потому я — сверху, ты — снизу. Представляй что-нибудь хорошее.

— Давай лучше скажем, что ты импотент. Или мой брат. Или мой брат гей-импотент.

— Заткнись уже.