(Противо)показаны друг другу

Скидываю с себя кроссовки и протягиваю Синичкиной букет. Та стоит как примороженная, рассматривая цветы. И только после того, как я реально тыкнул в нее этим самым букетом, она-таки соизволила взять его в руки. Долго его рассматривает, я же открыто пялюсь на ее распахнутый халат, под которым сегодня красуется такого же синего цвета сорочка. Это не сексуальный шелковый наряд, скорее хлопковый анти-секс, но Синичкиной идет. Из разряда — человек красит одежду. Перевожу взгляд на ее лицо и понимаю, что меня напрягает.

— Ты чего такая серьезная? Прям фу. Мне не нравится, — совершенно серьезно произношу я.

— А мне не нравится то, что между нами происходит.

— Нравится не нравится, скидывай трусы, моя красавица. Ой, ладно, не грузись, пока можешь оставить их на себе. Я есть хочу. Ты одна, кстати?

— Не одна.

— Точно, я забыл, с тобой всегда твоя придурь. А сожительница твоя здесь?

— Если ты про мою соседку Дашу, то ее здесь нет. Она на работе.

— Супер. Тогда кто здесь есть, если ты не одна?

— Тоша, Гоша и Ашот.

— Твои воображаемые друзья? — ляпаю первое, что приходит на ум.

— Нет, они очень даже реальные, — могу поклясться, что Лиля говорит совершенно серьезно. Да и такая как она вполне может дружить с Ашотом и еще хер знает с кем. Вот только никакие друзья совершенно не входили в мои планы.

— Честно говоря, из этого списка Ашот меня пугает даже без личного знакомства.

— Ты удивишься, но меня он тоже пугает. Он крупнее Гоши и Тоши, да и лапы у него такие прям…большие. Пойдем, познакомлю.

— Что-то мне не хочется.

— Ну мне тоже не хотелось, но пришлось. Пойдем, ссыкун.

— Что ты сейчас сказала?

— Пойдем, Егор, — подхватывает меня под руку и ведет за собой.

Снимаемая Синичкиной квартира — не хоромы, поэтому через несколько секунд мы оказываемся на кухне. Надо сказать — в пустой. Черт, я мог бы поклясться, что про друзей она не шутила.

— Знакомься, это Тоша, — тычет пальцем в потолок над холодильником. — А рядом с ним Гоша, — только спустя несколько секунд, присмотревшись тщательнее, до меня доходит, кого представляет мне эта бестолочь. — А вот это Ашот, — указывает взглядом на паука покрупнее около окна.

— Мда, полный писинус. Ты лечиться не пробовала?

— От чего?

— Кто дает имена паукам?!

— Я, — как ни в чем не бывало спокойно отвечает Лиля, доставая из ящика под раковиной трехлитровую банку. — Я живу уже с ними года четыре, чего б не дать им имена?

— У меня для тебя плохая новость. Такие пауки не живут четыре года. Максимум год.

— Да? Ну значит они меняются. Но мне проще их называть одинаково. К тому же, какой-то из них всегда крупнее, стало быть, Ашот.

— Ты убивать их не пробовала?

— Их нельзя убивать. Бабушка с детства строго-настрого запрещала. Примета плохая. Так и живем.

— Не конфликтуете?

— Был разочек. Мне Ашот в ухо залез, когда я спала. Да, — задумчиво произносит Синичкина. — Наверное, тогда после моих действий на смену ему и пришел новый…Ашот.

— Слушай, ты реально чокнутая.

— И это мне говорит человек, который задает вопрос не конфликтую ли я с пауками? — парирует в ответ Лиля, ставя цветы в банку.

— Ну да, два дебила — это сила. Ты собираешься меня кормить или нет?

— Конечно же, нет.

— Значит так, я иду мыть руки, а ты готовишь мне яичницу.

То, что она мне ничего не приготовит — ясно как Божий день, но в принципе мне плевать. Сам найду, что поесть. Куда больше меня интересует спальня, в которой живет эта чеканушка. Включаю воду и выхожу из ванной. Захожу в первую попавшуюся комнату и безошибочно попадаю в Лилино «царство». Комната, надо признать, неплохая, даже с новеньким ремонтом, правда, ее размеры маловаты.

Открываю подряд все ящики с одеждой, особое внимание акцентируя на белье. Да, Синичкина и секс — это разные вещи. Тут даже стринг нет. У всех девок они есть. Ну хотя бы одни! У этой же все какое-то… детское. Цветастое. С дурацкими надписями. Ну хоть не бабкинские широкие труселя и на том спасибо. Открываю последний ящик в комоде и попадаю взглядом на розовый… дневник. Гореть мне в аду. Не раздумывая открываю книженцию, и начинаю пролистывать. Дневник оказался не дневником, а какой-то хренью. Однако желания Синичкиной в нем отмечены. Охренеть. Да быть такого не может!

— Ты охренел?! — резко захлопываю книженцию и кидаю обратно в ящик.

— Рука мне не владыка. Сама потянулась. Каюсь, — выпрямляюсь во весь рост и тут же ощущаю, как Лиля со всей силы наступает мне на ногу. — Ты только что отдавила ногу принцу на белом авто! Тихо, не раздувай так ноздри. Они оказываются могут у тебя расширяться.

— Ты…ты…ты сукин сын! — толкает меня в грудь.

— Что правда, то правда. Моя мать сука. И вообще можешь ее обзывать как угодно. Утоли мое любопытство, ты серьезно мечтаешь о принце на белом коне?

— А даже если мечтаю, тебе какая разница?!

— От тебя неожиданно. Ну принц еще куда ни шло, но конь. Конь-то куда?

— А от тебя ожидаемо — одни убытки. Ты мне воду просто так слил. А у меня счетчики, между прочим!

— Кошмар. Гореть мне за это в аду. Дважды. Сколько там уже набежало?

— Иди в жопу.

— В твою?

— Выйди из моей комнаты.