Противоядие от алчности

Тело лежало в холодной, темной комнате в нижней части дворца. Поблизости стоял послушник, ожидая разрешения обмыть его и подготовить к погребению. Каноник бросил на него поспешный взгляд, затем еще один, уже более внимательный. Он никак не мог разрешить стоящую перед ним дилемму. Мертвый монах был незнаком дону Арно и, совершенно очевидно, что его не знал никто из тех, кто видел тело.

— Должно быть, он приехал издалека, — сказал дон Лрно.

— Возможно, он был паломником, — предположил его секретарь.

— Простите меня, отец мой, — сказал послушник, — но мы нашли это на теле несчастного. Немного испачкано кровью, — добавил он извиняющимся топом и с должным почтением передал канонику свернутый пергамент, пропитавшийся кровавыми сгустками.

Дон Арно как можно быстрее передал его секретарю и покинул комнату.

— Что это? — раздраженно спросил он секретаря.

— Путевой документ, дон Арно. На листах можно прочесть его имя и еще несколько других слов. Его звали Норберт. К сожалению, остальные слова совершенно непонятны.

— И надо же такому случиться, что его убили здесь, всего в нескольких шагах от собора, — горько заметил дон Арно, словно это было оскорбление, нанесенное ему лично.

— Больше чем несколько шагов, господин. Расстояние довольно значительное, — сказал секретарь, затем поймал взгляд каноника и замолчал.

Дон Арно размышлял. Время шло, и епископ отдалялся все больше и больше. Нужно ли отправить посыльного ему вдогонку? Или следует открыть письмо и разбираться с его содержанием самостоятельно?

Возможно, следует обратиться за советом? Поскольку, если это письмо связано с ссорой Беренгера с архиепископом, мотивы дона Арно, заставившие его вскрыть документ, выглядят весьма подозрительно. Если же речь идет о каком-либо срочном, но вполне обычном документе, связанном с делами епархии, требующем личной подписи епископа, или об отчаянно необходимом кому-то разрешении, было бы смешно посылать гонца вослед Беренгеру. Смешно, и к тому же это может быть жалоба на деятельность самого каноника. Дон Арно был известен как своими талантами в управлении финансами, так и некоторыми мелкими слабостями.

— Эй, позвони, вызови кого-нибудь, — крикнул он секретарю.

Секретарь позвонил.

— Я хотел бы видеть каноников, немедленно, — произнес он, как только дверь открылась. Его голос, раздражающий, невыразительный, сухой, заполнил комнату и проник в коридор.

— Извините меня, отец мой, — заметил слуга. — Но большинство каноников разъехались по делам.

— Тогда соберите тех, кто сейчас здесь, — холодно сказал он. — Немедленно.

Поздним утром Даниель, сын пекаря Мойши и наследник своего дяди перчаточника Эфраима, находился в мастерской, пытаясь обновить пару перчаток одной дамы. К сожалению, каждый раз, когда он брал в руки перчатку, он видел только длинные, изящные пальцы Ракели и ее стройную руку, проскальзывающую в почти невесомую лайку, вспоминал вчерашнее столкновение и делал ошибку. Последняя оказалась фатальной. Эту пару перчаток было уже не спасти. Он с отчаянием положил испорченные перчатки на стол.

Епископ со своими спутниками отправился на совет в Таррагоне через час после восхода солнца. Он знал об этом. Он наблюдал за ними, стоя в тени дверного проема. Теперь они были очень, очень далеко, все ближе и ближе к Таррагоне и к отвратительному кузену Ракели, Рубену, за которого ее мать желала выдать ее замуж. Она никогда не вернется. Его жизнь кончена. Он вздохнул, собрал лоскуты испорченной перчатки и пошел признаваться дяде в своей неуклюжести.

— Это связано с монахом, который умер сегодня утром? — спросил Галсеран де Монтетерно.

— В некотором смысле да, — ответил дон Арно. — Из его путевого документа мы знаем, что у него было разрешение поехать в Авиньон. Без сомнения, он был там по указанию архиепископа или даже его святейшества, папы римского. Его звали брат Норберт.

В комнате повисло напряжение.

— У монаха с собой было письмо, — продолжил дон Арно, указывая на предмет, лежавший перед ним на столе, — который он был намерен передать епископу. Дядя ребенка, который нашел его, принес это мне. Очевидно, что оно адресовано лично его преосвященству.

— Очевидно? — спросил отец Виталис.

— Если вы посмотрите, то увидите, что адрес замазан кровью, но можно разобрать слово «преосвященство» и часть слова «епископ», — сказал дон Арно. — И ребенок говорил, что он весьма настойчиво повторял это.

— Я могу взглянуть на печать? — спросил Галсеран.

Дон Арно придвинул к нему письмо. Галсеран взял его, перевернул и внимательно осмотрел.

— Я не вижу никакой печати, — сказал он. — Похоже, что это всего лишь пара листов бумаги, причем, как вы и говорили, сильно испачканные.

— В этом вся проблема. Они пропитались кровью, которая затем засохла. Я не могу понять, было ли оно запечатано и вскрыто, или вообще не было запечатано. Но если мы попытаемся вскрыть его, то будет ясно…

— Мы уже вскрыли его, — сказал Галсеран де Монтетерно.

— Я не уверен, возможно, этот документ касается епископа лично, а не дел епархии. Мне нужен ваш совет.