Противоядие от алчности

Там Фелип и Андреу попрощались с капитаном и растворились в толпе. Исаака, его семью и слуг, а также раненого молодого человека доставили к восточным воротам еврейского квартала, где двое конюхов перенесли Жилберта в дом Мордехая и его жены. Затем капитан снова развернул свой поредевший отряд и повел его по дороге к собору.

Дом Мордехая бен Иссака был большим, а кладовая и винный подвал — полны припасов. Он и его энергичная жена оказались людьми гостеприимными и щедрыми. Они отнеслись к прибытию пяти неожиданных гостей — один из которых был практически при смерти — вместе со слугами как к нежданной радости. Но, несмотря на это, их визит начался не слишком хорошо. Хотя дом и был большим, людей в нем оказалось все же слишком много. Юдифь сильно волновалась, Юсуф выглядел угрюмым, а Ракель была раздражительна и беспокойна.

— Отец, — сказала она, как только смогла добиться его внимания, — ты не находишь, что состояние Жилберта стало намного хуже?

— Нет, дитя мое, я так не думаю. А ты?

— Нет, отец, — сказала она озадаченно. — Но я слышала, как ты сказал тому священнику, что надежд на то, что он переживет эту ночь, не слишком много. — Несмотря на то, что Ракель не заметила существенных изменений, она всегда считалась с необычными способностями отца чувствовать признаки улучшения или ухудшения состояния пациента.

— Не удивительно, что ты слышала. Я говорил очень громко. Иногда лучше предупредить друзей о худшем, когда больной выздоравливает, тогда для них это становится нежданной радостью, — сказал отец.

— Мне кажется, то этого священника совершенно не волновало, выживет Жилбсрт или нет, — сказала Ракель.

— Скорее всего, да. Но я полагаю, что наш пациент будет в большей безопасности, если распространится известие о том, что его состояние совершенно безнадежно.

— То есть ты хочешь сказать, что кто-то может попытаться убить его, поверив, что он выздоравливает? — Она замолчала, чтобы обдумать его слова. — Пойду посмотрю, что еще можно для него сделать. Мама очень устала.

— Да. Дай матери насладиться обществом другой женщины, — сказал Исаак. — А я смою дорожную пыль. Где Юсуф?

— Я здесь, господин, — приглушенным голосом произнес мальчик.

— Пора умыться и немного поесть, — сказал лекарь. — А затем нас ждет работа.

Дом Мордехая находился на главной улице еврейского квартала, такой широкой, что по ней легко могли разъехаться две телеги. Юсуф открыл дверь и вышел, сразу очутившись в толпе домохозяек, придирчиво осматривающих рыбу и домашнюю птицу, тыкающих пальцами в овощи и ругающих непослушных детей. Слуги и женщины победнее, которым некому было помочь, пробирались через толпу, неся тяжелые кувшины с водой из соседнего фонтана. Все — и богатые, и бедные — были чем-то заняты, поскольку была пятница и надо было переделать множество дел, прежде чем закат возвестит начало Шабата. Юсуф пробрался сквозь толпу, свернул на более тихую улочку, затем опять на довольно шумную, и, наконец, достиг западных ворот квартала.

Вдоль улицы, начинающейся от ворот, возвышались жилые дома и процветающие торговые ряды. Она была почти такая же шумная, и на ней было столько же народа, как и на улицах квартала, но все здесь было ему совершенно незнакомо. Перед тем как покинуть дом, он уверил хозяина, что в свое время его путь пролегал через Барселону и он хорошо знает этот город; но он ничего здесь не узнавал. Город был больше, чем он думал, и та его часть, но которой он бродил два года назад, как бездомная собака, оказался лишь малой его частью.

«У тебя есть язык», — сказал он себе. Любой здесь знает, где находится дворец епископа. Он пересек улицу и подошел к представительному торговцу оливками, который в ожидании обеденного времени перетаскивал бочонки и корзины в свой магазин.

— Прошу прощения, господин, — сказал он. — Вы не могли бы сказать мне, где находится дворец епископа?

— Там, — сказал занятой торговец, неопределенно махнув рукой. Затем он удивленно посмотрел на Юсуфа. — А зачем тебе епископ? — с любопытством спросил он. — Ты что, первый раз в городе, раз не можешь найти собор? — Внезапно он сделал быстрое движение и схватил Юсуфа за руку.

— Пустите меня! — закричал Юсуф.

— Мне пригодится такой парень, как ты, — сказал он. — У тебя ведь нет хозяина, не так ли? Или ты беглый?

Юсуф отчаянно дернулся, вырываясь из рук торговца оливками.

— Пустите меня! — повторил он.

— Шутишь, парень, — протянул торговец.

— Эй, ты, Эстевес, — произнес голос из соседнего магазина. — Что ты делаешь с этим парнем? Он не твой.

— Нет, мой, — сказал торговец. — Я только что купил его.

— Да ну? Пока таскал свои оливки в лавку?

Неожиданное нападение с фланга отвлекло торговца, и его захват ослаб. Юсуф не стал дожидаться, чем закончится их спор. Он вывернулся и бросился бежать по улице туда, где вырисовывалась громада собора.

Тяжело дыша, больше от испуга, чем от усталости, на сей раз он задал вопрос молодой женщине, которая тащила двух хнычущих маленьких детей домой обедать.

Она посмотрела на него, как на безумца.

— Да вот же, мальчик, — сказала она. — Где же еще ему быть?