Противоположности

Нэйтен быстро ополоснулся водой под краном в туалете. Смыл кровь с костяшек, пот с лица и оголённых участках, а потом и вовсе опустил голову под холодный кран, намочив волосы. Он даже не стал высушивать их, ощущая, как капли скатываются прямо за шиворот, только накинул полотенце на голову, вернувшись в раздевалку, такую же прохладную, как и туалет. Посушив полотенцем по волосам, а затем бросив влажную вещь в спортивную сумку, Нэйтен уселся, пренебрегая лавочкой, на пол, облокачиваясь на старые шкафчики, подозрительно скрипнувшие. Он ощущает, как мурашки под белой футболкой покрыли кожу от прохлады. Прохлада его друг, поэтому не страшно, даже приятно. И если бы не ноющий бок, было бы даже, в общем, сносно. Внешне, не внутри — это два отдельных мира человеческих глубин. Он сам виноват, что проморгал удар коленом по самым рёбрам. Утром, ударив по груше, неправильно развернув кулак, в запястье щёлкнул сустав. Мазями, конечно, он немного сбил дискомфорт, но в руке всё равно неприятно отдавалась боль, стоило неудачно только провернуть ладонь. Да и он не рассчитывал, что противник будет килограммов на десять тяжелее. В совокупности факторов дало результат тяжёлого ушиба по рёбрам и, слава богу, без трещин и переломов. Или просто Нэйтен настолько привык к побоям, что будь там открытый перелом, он на это не обратит внимания.

Он Тёрнершь чувствует, как усталость растеклась по телу, подобно скорости распространения адреналина в крови. Ему даже не интересно, сколько он там выиграл сегодня. Пускай Скот подбивает их бухгалтерию. А ему хочется спать. Он закрывает глаза и думает, что готов проспать здесь, в такой позе до самого утра, наплевав на гомон, доносившийся из зала. Просто не трогайте его.

Входные двери скрипнули, а ему так лень открыть глаза, посмотреть, кого там нелёгкая принесла. Да и пускай, ему всё рано, пускай забирают или оставляют вещи, он так и останется сидеть на полу в самом проходе, до тех пор, пока не насладится сонным чувством, а потом переборет себя, поднимется на ноги, разомнёт затёкшую спину и зад и отправится спать домой. И будет высыпаться вусмерть, до потери пульса, и даже Герда не вытянет его на улицу, чтобы она порезвилась в снегу, выискивая старые палки.

Нэйтен едва не вздрогнул, ощутив порыв тепла от чужого тела, присевшего рядом с ним. Он замер, когда ладонь мягко опустилась на его волосы, а женские пальчики так ловко окунулись в подсохшие пряди. Он знает это тепло. Он знает эту мягкую ладонь.

— Очень больно? — задала вопрос Николь, заприметив, как он периодически придерживается за правый бок.

Девушка села рядом с ним, опустившись на колени. Она посмотрела на лицо — спокойное, расслабленное, без единой складочки от посторонних мыслей. Помнится, когда-то она так же любовалась им, когда вместе лежали на крыше её дома под самыми лучами тёплого летнего солнца. Нэйтен всегда так быстро погружался в дремоту, а она, повернувшись на бок, скользила взглядом по контуру его профиля, хотя так хотелось протянуть руку и погладить белую кожу, кажется, совсем не имеющую свойства загорать. А сейчас она просто не стала сдерживаться, протянув к нему руку, всё так же смотря на бледную кожу и синяки под глазами от усталости.

Он изменился с того времени, как и она сама. Нет прежнего Нэйтена. Нет прежней Николь. Просто уставшие от жизни молодые люди, пытающиеся найти своё место, но заблудились в темноте собственной глупости и упрямства.

— Ерунда, — прохрипел Нэйтен. — Зачем ты здесь?

— Я дала обещание твоей матери присмотреть за тобой. Она переживает за тебя, Нэйтен, а ты вляпываешься в одни неприятности.

Он перехватил её запястье, не больно, но крепко удерживая его, отстраняя от своих волос. Сегодня он ощутил эффект экстази, а теперь ему подсовывают под самый нос героин. Теперь ему страшно — будет передоз. Он открыл глаза, смотря на девушку перед собой — слегка растерянная, но всё так же чертовски красивая.

Ненавидит его.

А он хочет ненавидеть её.

— А ты переживаешь за меня, хотя бы чуть-чуть?

Сжимая губы в тонкую полоску, выпустив через ноздри воздух, Николь опускает взгляд на коричневый пол раздевалки. Он делаешь ей больно. Всегда. Просто и не задумываясь. Сдирает кожу. Освежаешь старые шрамы на сердце. И хочет знать, что волнует после всего её?

Да, волнует. Немного — на самых кромках правды. Много — на больно выстукивающем сердце. В самом эпицентре.

— Пойдём домой, — понизив тон, сообщает Тёрнер.

Ему необходим сон и покой. Отдохнуть годик от неё, другой. Выпили много крови и страдают хронической анемией. Недосып, головокружение, слабость. Они больны.

Двери старенькой раздевалки с грохотом, стукнувшись об стену, распахнулись. На пороге стоял взволнованный для пофигистичного привычного Тайлера лицом.

— Копы! — выкрикнул он быстро, как-то бессвязно, второпях, но этого достаточно, чтобы Нэйтен подскочил на ноги.

Тайлер исчез, заменив своё отсутствие лёгкой секундной паникой для Нэйтена.

Все знают, копы — это жопа. Та жопа, если вляпаться, не отмоешься от её вони. И если сейчас они не сорвутся с места, вонять им до конца своей жизни.