Противоположности

Ожидая жуткую головную боль на утро, разбитость и, как бонус, синяки под глазами, новый день оказался благосклонен, и ещё никогда прежде у неё не было поистине «доброго утра». Хотелось напитаться этим днём, как и теплом Нэйтена, спавшим под одним с ней одеялом. Его рука обволакивала талию, заворачивая за спину, словно и сам всю ночь нёс караул её сохранности рядышком, всё время прижимая к себе. Сохранялся уют общий, совместный. Комфорт сближения идеализировался, переполняя лимит.

Тёрнер уложила одну руку себе под щёку, вторую, правую, прижала к себе, к району груди, борясь с желанием прикоснуться к нему, огладить скулу, но боится побеспокоить и разбудить. Нэйтен, кажется, впервые такой расслабленный. И всё же провести бы подушечкой пальца по его носу, немного задержать на его кончике, а потом спуститься к губам, тонким, немного суховатым ото сна, но таких пылко оставляющих жаркие поцелуи ночью. Этот момент слияния, воссоединения, пронёсся молниеносно и в то же время так тягуче, специально растягивая им момент, чтобы оценили его сполна и приняли, поняли, осознали, как они необходимы. И если хоть кто-то утвердит, что она слабачка и допустила главную ошибку в жизни, не должна была ему поддаваться — отгрызёт голову.

Она жалела о многом. О многом упущенном. О многом сказанном. И не сказанном. Но не хочет жалеть об этой ночи. Не хочет жалеть о Нэйтене. Хватит. Настрадалась. В своём роде она действительно сдалась, но это лишь говорит о силе. Силе чувств над гордостью. И прощение за боль, в которой и сама была повинна. Причиняя боль любимому человеку, ты казнишь и себя. Уничтожаешь по крупицам единое сердце, бьющееся в едином ритме. Половинки страдают одновременно, совместно — именно так образуется целое. А если нет, то о какой связи может идти речь? Вы просто лжецы чувств! Вы просто временные попутчики, чьи дороги рано или поздно разойдутся. Разве может сейчас что-то быть важнее простого нахождения рядом, дышать одним воздухом, теплиться друг другом?

Он рядом. Он с ней. Можно даже разглядеть полупрозрачные веснушки на носе — милая особенность. Ощущать, как он дышит, как размеренно во сне стучит сердце. Забавно, но его ступни по-прежнему остаются холодными. И всё это время осознавая и принимая все эти мелочи, уповаться мыслью «он мой». Мой!

Прежние обиды сами собой выветриваются в воспоминаниях, стараясь не омрачать возможное их новое начало. Да разве сейчас они так важны? Зачем слушать периодами подсирающий, как завидующая бабка, сидящая на лавочке от нечего делать на пенсии, разум. Надо сразу отдаваться сердцу, оно умнее, чем кажется. Чувствовать, как оно приятно стягивается в любовном спазме, натягивая туго всё тело, а потом так резко отпускает, что ты готов распасться на молекулы только от того, слыша, как он сопит. Её Нэйтен. Мягкий, нежный, чуткий и такой всё-таки ранимый. Она любуется безотрывно, боясь моргнуть и упустить хоть одну-единственную деталь, которая может в нём измениться, пускай это будет хоть подрагивание ресниц. Хочется улыбаться ему, для него, ради него. Улыбаться, улыбаться, улыбаться. Улыбаться, как полной идиотке, дебилке, психопатке, да как угодно! Но это чувство, что он наполняет в ней такое новое, ещё не до конца осознаваемое, зато заполняет её до самых краёв и выходит за пределы возвышенности каких-либо описаний.

Николь дёрнулась, приходя в себя, только услышав, как щёлкнула входная дверь дома и послышались уставшие и не выспавшиеся родительские голоса после ночной смены. Её голова приподнялась, взгляд устремился к двери комнаты, словно родители, как по волшебству, только что ворвались прямо к ней, минуя прихожую и лестницу на второй этаж, и уже стоят перед ней, осуждающе качая головой.

Сердце нервно заколотилось, а мысли хаотично забились о корку мозга. Вот же дура, как далеко улетела на облаках, совсем забыв о родне. Какое же будет удивление, застав сейчас они свою образцово-показательную дочь обнажённую в кровати с таким же обнажённым парнем, у которого, твою мать, ещё и утренняя эрекция утыкалась ей в живот. Даже если это и Нэйтен, которого они хорошо знают и местами одобряют. Но папочка не будет счастлив обнаружить даже его с «невинной» дочуркой.

— Николь?! Ты дома? — стягивая ботинки и ставя их на полку, окрикнул её отец.

«Вот чёрт!»