Противоречие по сути

– Он обделал меня, – отчетливо проговорил откуда-то сзади хриплый мужской голос, – обделал и исцарапал! Ну его к черту!

По проходу, истошно пища, засеменил котенок, весь какой-то скомканный и перепачканный, на мгновение он остановился, огляделся вокруг и кинулся под сидение Мишель.

"Сейчас начнется", – подумал я.

– Когда же это, наконец, кончится, – сказали мы хором со стариком и удивленно посмотрели друг на друга.

19

Горло больше не отвечает болью на каждую попытку заговорить, горло как будто покрылось какой-то защитной пленочкой, можно глотать, я осторожно ощупываю основанием языка замысловатый рельеф, притаившийся в глубинах ротовой полости – чудно и чудно – тишь, насморк и слезы, льющиеся из глаз при каждом моргании – сущее блаженство, облегчение – словно прорвало плотину, и вся застоявшаяся боль устремилась по узким шлюзам наружу, прочь. Сосед, продемонстрировав на своем лице все цвета радуги, наконец-то задержался в розовой гамме, внезапная зевота овладела мной, я зевал часто и сладко, с хрустом расправляя затекшую спину, головокружительная усталость разливалась по всем членам, котенок был пойман и непрестанно мяукал, но отчаянные его стенания как будто уходили все дальше и дальше, голоса постепенно настраивались на свое обычное звучание, спящие пробудились, бодрствовавшие приводили себя в чувство после стольких часов неподвижности и переедания, заскрипело шасси, и какое-то мгновение было непонятно, летим мы еще или уже катим по посадочной полосе, вот и долгожданный толчок, соприкосновение с землей, страшный вой моторов и хрип поставленных наперекор ветру закрылков, вибрация, достойная всяческого резонанса, рукоплескания пилоту, первые сольные номера:

– Будьте добры, разрешите достать…

– Слушай, браток, дай-ка мне вон оттуда…

– Перестаньте ходить по ногам. Бас. Тенор. Сопрано.

– Вы сейчас домой? – сзади мужчина.

– А вы? – женщина.

– Просьба оставаться на своих местах до полной остановки . самолета. К выходу мы вас пригласим специально, – трескающийся голос из динамика, по-суфлерски приказывающий, по-актерски просящий.

Хохот. Сумка на "молнии", клетчатая, как шотландская юбка. Ребристый металлический чемодан, напоминающий межпланетное транспортное средство, пакет с метровыми плитками шоколада и бутылочными горлышками. Разве время не превращает в пыль все острое, не размазывает, не размалывает то, что разило некогда с небывалой силой?..

– Вы не могли бы поосторожнее?

– Вы же загораживаете проход.

– Подождем… – вздыхает Мишель.

– Подождем? – старик явно смущен наступившей сумятицей.

– Вы топчите мой шарф.

– Пожалуйста, пожалуйста, пропустите, пропустите…

Брань. Штанина. Рука с рыжими завитками волосков. Подвернутый синий рукав. И разве счастье не сменяется покоем, а покой отчаянием?

Вой из динамика: "Я буду ждать звонка твоего, надежды огонек". И неужели жизнеспособно то, что противостоит порядку, заложенному совершенно во всем без исключения, и в бытии, и в предмете? Разве?..

Мама вечером за ужином попросила меня позаниматься с внучатой племянницей своей подруги.

– С Наташенькой. Только разговорным языком, практикой, она такая умница, она будет жить в Италии (шепотом).

Зевота просто раздирает голову пополам. Багаж сложили у одной двери, а выходить нужно через другую.

– Я никогда не давал частных уроков.

– Но мы же сейчас стеснены в средствах, – мама покраснела.

Она всегда краснела, когда говорила о деньгах.

– А чем занимается эта ваша Наташа?

– Она работает, очень состоятельная и старательная девочка. Петюша, всего уроков десять. Тебе, знаешь, это только полезно…

Смеется.

– Я же знаю, что тебе не хватает сейчас, и заработаешь, и взбодришься. Надо, Петюша. Будет к тебе ходить. Я уж и обещала почти. Почитаете что-нибудь, поговорите, плохо ли?

– А сколько платить будет? Мама сказала шепотом. Я широко раскрыл, глаза.

– Не те сейчас времена, чтобы нос воротить, – укорила меня мама.

До чего все-таки утомительна эта зевота. Слезы застилали мне глаза, я задерживал дыхание, но ничего не мог сделать, все зевал и зевал. Разве, разве возможно?..

Мы созвонились, и она пришла. Смело шагнула через порог и резким мужским движением протянула мне руку. Решительная, сосредоточенная, подтянутая. Только чуть развязно крутит на пальце связку автомобильных ключей. Серые волосы, карие глаза.

Карие глаза? Я зевнул. Карие глаза или серые глаза? Зевота. По-моему, серые. Или карие? Зевота. Черт знает что такое!

Я повернул голову. Кресло старика было пустым. Не было также и Мишель. Оглянулся – сзади два пустых кресла. В салоне не было уже никого. Только Мальвина обреченно пыталась собрать какие-то пакеты и свертки. Сумка то и дело соскальзывала с плеча, она останавливалась, поправляла сумку, роняла пакет, сумка соскальзывала опять, она опять роняла пакет. Я поднялся и подошел к ней.

– Могу вам чем-нибудь помочь? Я наклонился за упавшим пакетом.

– Большое спасибо. Я совершенно простудилась в дороге. Ангина. Спасибо, спасибо.

Я выпрямился и подал ей пакет.

На шее у нее было точно такое же кашне, как у меня.

Я люблю тебя Роман

– Я люблю тебя.

– Зачем?