Противоречие по сути

Я знаю, что это вопрос-тест. И я знаю, что ты это знаешь. Если я застряну и не смогу быстро ответить – плохой симптом. Значит, втрескалась как девчонка. Семь, восемь, десять, одиннадцать. Больше тянуть нельзя.

– Я слышу твой вопрос, Петюня. Его зовут Марк.

Весь следующий день до твоего прихода – как в вате. Слепые глаза, не видящие смет, заваливших мой стол. Дрожь от каждого телефонного звонка. Ранний рывок домой и умопомрачительное переодевание перед зеркалом. Какой я должна быть? Домашней? Нарядной? Привычной для тебя – в тех же джинсах и той же майке?

Шорохи на лестнице. Скрип лифта.

Вошел очень быстро, в костюме, галстуке, с дорогим портфелем в руках. Огляделся. Скороговоркой произнес: "У тебя красиво".

– Проходи.

Сел в кресло, в котором вчера сидел Петюня.

– Хочешь чаю, кофе?

– Кофе.

Молчишь. Смотришь в сторону. Чувствую спиной, пока готовлю кофе. Сажусь напротив. Смотрю в сторону.

– Я очень скучал.

– Я тоже.

Шквал поцелуев, объятий, вопросов, почти что слез.

– Что делать?

– Ничего не делать.

– Что значит ничего не делать?

– Жить.

А что вообще можно делать? Я уже давно огромным волевым усилием оставила всякое стремление в будущее на том берегу реки. На том берегу, где царили другие законы – вера в то, что тебе принадлежат большие решения и ты хочешь проводить их в жизнь. Все складывалось, получалось совсем не по тем схемам, которые я рисовала в своей голове. Берем только один прогноз – завтра будет завтра, а вслед за утром наступает день, вечер и ночь.

Все осталось там, на том берегу – зароки, надежды, уверенность в людях и в себе самой – вот заканчивается весна, в открытую форточку дует уже теплый ветерок, вот приехал контейнер с новой партией одежды, жить, думать, действовать только здесь и сейчас, максимально точно, чего бы это ни стоило – пота, крови, нервов. И главное мужество – принимать неопределенность, абсолютную свободу будущего, его неподконтрольность тебе.

Да, и бояться поскользнуться и разбить коленку, не увидеть чьих-то мастерски расставленных сетей, проступающего четвертого измерения – дурных слов, примет, осторожно резать ножом, осторожно подбирать с пола осколки – но не более того, не более, чем записано почти что в каждом жизненном рецепте "Китайской книги перемен", по которой сходят с ума все мои подружки, включая Марину: "Сиди на пне, и хулы не будет".

– А хочешь, я расскажу тебе, как написался мой бизнес?

Ты улыбнулся.. Хмыкнул.

– А что, давай.

– Ездили чартерами в итальянское захолустье, затхлые городки, где блочные пятиэтажки, снимали отели за копейки, с тараканами, ломкими перегородками и похотливыми воплями по ночам, сами возили чемоданами, сами продавали по знакомым.

– Зачем я должен это знать?

– Сама не знаю.

– Я в курсе, как вы начинали. Понятно, что если не воровали нефть и алюминий и не были при государственных ресурсах, ну так муж во Внешторге или директор какого-то завода. Тогда можно было только так. Дурацкое было время, и, если хочешь, мне тебя ужасно жалко.

– Я думала, тебе будет интересно.

– Эти ребятки, неважно – мужчины, женщины – просто очертя голову бросившиеся выживать. Эти чартеры в Турцию, и эти автобусы в Румынию, когда туда везли со взятками таможенникам и прочими мерзостями – лавровый лист, а оттуда – дешевую косметику и розовое масло. Поэтому они, то есть вы, теперь такие жестокие.

Я целую твою жаркую макушку. Я обнимаю тебя за шею и говорю тебе на ухо нежности. Я закрываю глаза и за секунду успеваю увидеть гигантский цветной сон – где море лилий и фиолетовая полоска горизонта. В эти минуты я знала, что есть только одно табу – спрашивать: позвонишь ли, и когда, придешь или нет.

И, конечно же, нарушаю, пускай даже упаковывая это нарушение в самые безупречные формы.

– Ты когда объявишься-то?

– Позвоню.

– Позвони.

Уже второй вечер, ложась спать, ловлю твой запах на подушке. И впадаю в ощущение сильной тревоги. Хочу, что бы ты был рядом и одновременно хочу, чтобы все это уже завтра оказалось просто кошмарным сном.

Проклятое кино, начинающее предательски крутиться в голове в сотый, тысячный раз. О'кей, опять двадцать пять. Сначала так сначала.

Вот мы приехали, аэропорт, многоязычный многоголосый рокот, такси с громким радио и неудержимо болтающим на плохом английском водителем, тут же предложившем нам купить за бесценок какие-то амулеты, утомительное размещение в светлой гостинице с просторным холлом.

Я с моей непроходящей усталостью на лице, твердым намерением прочитать пару детективов и загореть. Мариночка в неизменных перстнях, с четким выговором благородных истин, ее спутник француз Жан-Поль. И ты, мои амур, в очках с металлической оправой, длинной шеей, коротковатых джинсах и широченной майке, дурацкий мальчишка, которого, как потом выяснилось, еще и пришлось сюда тащить волоком.

В сотый раз переворачиваюсь на правый бок. Если согнуть колени и высунуть из-под одеяла правую ногу, так чтобы чувствовать, как дует из форточки, может быть, удастся уснуть. Твой запах на подушке, мон амур. Так нельзя, нужно все-таки сменить наволочку и перестать задаваться вопросами.