— Это кто такая? — спросил Жуков. — Мать, что ль?
— Да, мама, — ответила Журавлева, посмотрев на Жукова сузившимися глазами.
— Обиделись на слово «мать»? — вздохнул Костенко. — Меня тоже коробит, хотя, позволю напомнить, название романа Горького кажется нам прекрасным — «Мать».
— А вы замечали, — ответила женщина, — что слово написанное и слово сказанное разнятся друг от друга?
Костенко подумал, что Журавлева представляет собою такой тип женщин, настроение которых меняется мгновенно. Люди, столь остро реагирующие на слово, относятся, как считал Костенко, к числу самоедов, с ними трудно, постоянно надобно выверять себя, подлаживаться, а это плохо. «Впрочем, — подумал он, — «с кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой». — И тут же себе возразил: — Но это же Пастернак писал о художнике, а здесь красивая ветеринарша».
— Я замечал это, — ответил, наконец, Костенко. — Я согласен с вами, но мой коллега никак не думал обидеть память мамы вашего друга, просто, увы, мы привыкли говорить языком протокола, а в протоколе «мама» не употребляется, как и «папа», впрочем... Пришли мы к вам вот с каким вопросом: когда вы в последний раз видели Минчакова? С кем? Что он вам рассказывал о себе, о своих планах, друзьях? Был ли он с похмелья? Весел? Грустен?
— Да вы объясните, в чем дело, — капризно рассердилась женщина, — иначе вспоминать трудно.
— Вот если мы объясним вам, в чем дело, вы как раз и можете все напутать, — ответил Костенко. — Вы станете — хотите того или нет — подстраиваться под то, что мы вам откроем. Чуть позже я вам все доложу.
— Ничего не понимаю, — резко повернувшись, женщина вышла на кухню.
— Гражданка Журавлева, — скрипучим голосом сказал Жуков, — вы вернитесь, пожалуйста, в комнату, потому что мы к вам не в ладушки пришли играться, а работать. Если желаете, могу вас официально вызвать в угрозыск для допроса...
— Так я к вам и пришла, — усмешливо откликнулась женщина с кухни.
Жуков посмотрел на Костенко, пожал плечами: «Доигрался, мол, полковник в демократию, вот теперь и выходи из положения».
— Вас доставят в милицию с приводом, — сказал Костенко. — Пожалуйста, сядьте рядом с мужем, и мой коллега начнет записывать ваши ответы.
— Дина, — сказал Журавлев, — ну, успокойся, иди сюда.
— А с чего ты взял, что я неспокойна?! — спросила женщина, возвращаясь в комнату, — белая салфетка по-прежнему была в ее тонких красивых пальцах. — Рассказывай, я буду добавлять, если что не так...
— Миша приехал к нам вечером, — начал Журавлев. — Не помню, в какое время, но уже давно было темно. Да, Дин?
— А какая разница? — она пожала плечами. — Правильно, вечером...
— Снег еще пошел.
— Снег с дождем, — уточнила женщина.
— Да, верно, снег с дождем, — Журавлев закурил, сцепил пальцы, вывернул их. Хруст был ужасен. Костенко поморщился. — Он спросил, готова ли посылочка для мамы, но Дины еще не было дома. Я сказал, что она сегодня должна все собрать, попросил его приехать попозже или завтра утром, а он ответил, что тогда опоздает на самолет. Я ему предложил перенести вылет на завтра, чтобы Диночка не бегала с посылкой, спешка нервирует...
— А вы где были? — не глядя на женщину, спросил Жуков.
— Это кого спрашивают? — поинтересовалась Журавлева.
«Ну, змея, — подумал Костенко, — не баба, а змея, ей-богу».
— Это вас спрашивают, — сказал Костенко. — Вы когда пришли?
— Не помню... Когда я вернулась, Миша все еще не хотел оставаться, но я сказала, что встретила его подругу и она им очень интересуется. После этого я поняла, что он задержится...
— Он был сильно пьян?
— Нет, — Журавлева быстро взглянула на мужа. — Я, во всяком случае, не заметила.
— Как зовут подругу? — спросил Жуков.
— Дора, — ответил Журавлев, снова глянув на лицо жены, — Дора Кобозева.
— Дора Кобозева? Она черненькая? Миниатюрная? — легко спросил Костенко.
Журавлева усмехнулась:
— За глаза ее зовут «бульдозер»... Она — огромная... И очень не любит свое имя, просит, чтобы звали, как меня — Дина.
— Дора Семеновна, кажется, так? — продолжал свое Костенко.
— Дора Сергеевна, если уж точно, — отчего-то обрадовался Журавлев, — не Семеновна, а Сергеевна.
— Она что — подруга ваша? — спросил Костенко Журавлеву.
— Нет. Знакомая. Раза два Миша — когда приезжал сюда с рудника погулять — приводил ее к нам.
— Они у вас ночевали? — спросил Жуков.
— У меня семейный дом, — ответила Журавлева, и глаза ее снова сузились.
— У нее, значит, спали? — уточнил Жуков.
— У нее нельзя, — ответил Журавлев, — одна комната, ребенок и мать ее первого мужа.
— А откуда вы все о ней знаете, если видели всего два раза? — спросил Жуков.
— Видите ли, я приезжал к ним на квартиру, когда щенилась их собачка, карликовый доберман... Тогда, кстати, Миша с нею и познакомился — он был у нас в гостях. Я предложил ему съездить со мною, помочь, если придется...
— А где Дора Сергеевна работает? — спросил Костенко.
— Вы меня спрашиваете? — снова уточнила Журавлева.
Костенко поднялся, сказал Жукову: