— Но ведь отец пытался пристроить Колю на завод, — мягко спросил Костенко. — Разве нет?
— Конечно. А на завод брали лучших комсомольцев из невоеннообязанных. А Коля был такой здоровый.
— Александра Егоровна, школьные тетради хранятся в архиве? — спросил Месроп.
— Какие же в школе архивы, молодой человек?! Это ведь школа, храм, а не околоток... Некоторые учителя оставляли себе особенно интересные сочинения. Я долго берегла изложения Лиды Гончаровой, она прекрасно записывала рассказанное, даже запятые улавливала... А Никодим Владимирович хранил ужасные сочинения, с тьмой грамматических ошибок...
— Он жив? — спросил Костенко.
— Да что вы! Он старше меня на два года и три месяца! Это я зажилась...
— А кто у него остался? Сын? Дочь?
— Две дочери, Лидочка и Риммочка, они его обожали, так и остались соломенными вдовами, вроде меня...
— Александра Егоровна, а к вам этой зимой моряк не наведывался?
— Какой моряк? — удивилась учительница. — Среди моих учеников не было матросов... И потом ко мне редко приходят, я ведь была строгой, я не заигрывала, как это теперь принято, с детьми. Я требовала. Да, я требовала, а кому нравится, если требуют?! Отчего я Колю помню и люблю? Потому что он, еще мальчиком, понимал, что порядок и требовательность — самое главное в жизни.
«И сила, — подумал Костенко. — И еще — неверие в книгу, особенно в Гулливера».
10
Тетрадку Николая Кротова в доме покойного Никодима Владимировича нашли дочери — Риммочка и Лидочка, тоже старушки уже — по описи.
— Хотя папа не был знаменитостью, — сказала младшая, Лидочка, — но его архив мы передаем государству. Уже приезжали из Краснодара, смотрели, восхищались: история педагогики края за пятьдесят лет, где еще такое сохранилось?! Вам неверно сказала Александра Евгеньевна, что папочка собирал только отменно плохие сочинения, папочка хранил все. Плохое — в том числе. Он был у нас настоящим гражданином, поэтому оставлял потомкам правду, а разве она бывает однозначной?
«МВД СССР, УГРО, Тадаве.
Эксперты адлерского НТО установили идентичность почерка Кротова с подписью того человека, который получил деньги за убитого Минчакова, исследовав выпускное сочинение Кротова в мае 1941 года. Тема сочинения вольная.
Костенко».
...Вечером, прогуливаясь по набережной, — голова раскалывалась, менялась погода, видимо, шло к дождю, — Костенко обратил внимание на большой плакат, вывешенный возле порта: «Черноморско-Азовской рыболовецкой флотилии требуются матросы, мотористы, раздельщики рыбы. Заработок — до 400 рублей».
Сначала он подумал, что после университета, начав службу в угро, он и мечтать не мог о таких деньгах, потом вспомнил Левона, который раскладывал ему бюджет актрисы: «Из ста десяти рублей, которые она получает в месяц, откладывай на еду. Да, все верно, хлеб дешев, дешевле всего в мире. Квартира, если дали, дешева, дешевле всего в мире. Книгу новую надо купить, если есть блат, тоже дешево, на все про все приблизительно семьдесят пять рублей. А вот хорошие туфли, я не говорю о зимних сапогах, — поди их еще достань, — стоят сто или больше, отдай и не греши, а в чем бедной актрисуле выступать? В валенках, что ль? А она ведь концертами кормится — по десяточке, по пятерочке. Глядишь, и набежит еще одна сотенная...»
Костенко вдруг повернулся, чуть не побежал в отель, но, когда был уже почти рядом, остановил такси и сказал шоферу:
— Пожалуйста, в горотдел милиции.
Там он попросил дежурного открыть кабинет Месропа, позвонил ему и сказал:
— Не сердитесь, что так поздно, приезжайте, пожалуйста, сюда и попробуйте привезти с собою начальника отдела кадров рыбфлота. Или же того, кто оформляет на работу людей, уходящих в дальние плаванья...