Противостояние

Работа-IX (Берлин, ГДР)

Пауль посадил Костенко за большой стол в библиотеке своего института, разложил перед ним папки:

— Смотреть начинайте слева направо, я подобрал все по порядку: от частного к общему, от Кротова к его хозяевам. По-немецки читаете?

— Со словарем, — ответил Костенко, — я же признавался.

Пауль рассмеялся:

— Понятно. Появятся трудности — я к вашим услугам, Владислав.

Ударение на этот раз он поставил русское, на последнем слоге, а Костенко отчего-то сразу же вспомнил учительницу Александру Егоровну из Адлера и то, как она навязчиво повторяла: «Козёл», «Козёл» — ни разу не произнесла имени своего ученика — «Гоша». А ведь хорошее имя, Гоша, Георгий...

...В первой папке хранилось уголовное дело по обвинению Николая Ивана Кротова, 1923 года рождения, унтер-офицера «русской освободительной армии» в сожительстве с имперской подданной Греттой Пикеданц, урожденной Эленберг, 1907 года рождения.

Это был, однако, лишь первый пункт обвинения. Второй и третий показались Костенко куда как более серьезными: «избиение имперской подданной при попытке ограбления ее ювелирного магазина».

Пауль, поняв недоумение Костенко, помог ему:

— При Гитлере все вывезенные с родины славяне, французы, голландцы, поляки, чехи, сербы давали подписку, что не будут сожительствовать с немецкими женщинами: это запрещалось расовыми законами Гитлера — «разжижение арийской крови грязными недочеловеками». Нарушение обязательства каралось заключением в концлагерь... Объяснение Кротова прочитайте особенно внимательно, это любопытный документ.

Костенко еще раз пролистал страницы, нашел объяснение, потом вернулся к самому началу дела, впился глазами в лицо Кротова: тот улыбался в камеру. Формочка пригнана, волосы на пробор. Вот какая мне нужна, по ней можно искать. Несмотря на возраст, глаза, брови, нос, лоб — неизменны.

В третий уже раз прочитал собственноручное объяснение Кротова:

«Я, Николай Иванович Кротов, унтер-офицер РОА, награжденный великим фюрером германской нации Адольфом Гитлером «Железным крестом» за выполнение особых заданий в тылу большевиков, вынужден заявить, что виновным в предъявленном обвинении себя не признаю. Гретта Пикеданц не была со мною в близких отношениях, она лишь сдавала комнату в своем доме. Невозможность наших близких отношений объясняется тем, что я дал подписку о несожительстве с женщиной высшей расы. При этом фрау Пикеданц старше меня на шестнадцать лет и страдает пороком — хрома на левую ногу. И я ее не бил. Я оборонялся от нее, когда она решила, что я спустился в ее ювелирный магазин со второго этажа (где снимал комнату), чтобы ограбить ее, а я на самом деле лишь рассматривал драгоценности, потому что в России никогда не видал ни золота, ни камней».

Костенко несколько раз провел карандашом по размашистым строчкам объяснения, насчитал двенадцать синтаксических и семь орфографических ошибок.

«А ведь аттестат дали мерзавцу, — зло подумал он. — Демократия, чего там. А если бы чудо? Не было б войны? Или остался б в тылу? Вдруг бы у нас выбился? Ужас ведь...»

Далее шел приговор: три года каторжных работ; правка о транспортировке Кротова в концлагерь «Дора»; вербовка его там службой СД зоны; записка о присвоении новому агенту клички «Кротик»; его папка с четырьмя рапортами унтершарфюреру СС Уго Раушке: