Противостояние [= Армагеддон]. Книга первая

Пять недель назад «Детка» стояла восемьдесят девятой в списке хитов. Спустя неделю — семьдесят третьей. Его телефон разрывался от звонков. К этому времени подоспел выпущенный в Колумбии альбом с большой фотографией Ларри на лицевой стороне. Колумбия хотела дать альбому название «Детка, неужели ты можешь убить своего парня?», но Ларри категорически возражал, и альбом просто вышел с ремаркой «ВКЛЮЧЕН ЛУЧШИЙ ХИТ МЕСЯЦА».

Две недели назад номер «Детки» был сорок седьмым, и песню по нескольку раз в день передавали ведущие радиостанции. Именно тогда Ларри снял бунгало и с головой окунулся в светскую жизнь. Деньги потекли к нему ручьем, и он смог осуществить давнюю мечту — приобрести «Датсун-3» за четыре тысячи долларов.

И, наконец, наступило 13 июля, шесть дней назад, день, когда Уэйн Стаки пригласил Ларри прогуляться с ним по берегу. Было только девять часов утра, но на пляже вопило стерео, будто в радиорубке происходила безумная оргия.

Они с Уэйном забрели довольно далеко, и Ларри устал.

— Уэйн, я хочу вернуться назад.

— Давай пройдемся немного.

Ларри показалось, что Уэйн смотрит на него как-то странно; эдакая смесь восхищения и жалости.

— Нет, приятель, дальше я не пойду. Я устал. — Уэйн начал раздражать Ларри. Что такое, собственно говоря, этот Уэйн? Завистник, каких вокруг множество.

— Не спеши, Ларри. Я хочу поговорить с тобой. Выслушай и постарайся понять.

И, переведя дух, Уэйн быстро и доходчиво объяснил Ларри, что если тот не перестанет швырять деньги направо и налево, то скоро не сможет расплатиться за свои причуды, чего и ожидают парни из Колумбии. Если Ларри погрязнет в долгах — он подпишет любой контракт на любых, даже самых кабальных, условиях.

— С простаками вроде тебя всегда так случается, — закончил он.

С простаками вроде тебя.
С простаками вроде меня.
С простаками вроде…

* * *

Кто-то стучал пальцем в окно.

Ларри вздрогнул и сел. Шея затекла и теперь болела. Он на самом деле уснул, понял Ларри. За окном был серый Нью-Йорк, и кто-то стучал пальцем в окно.

Повернув голову, он увидел свою мать; ее волосы были повязаны черным шелковым платком.

Мгновение они просто смотрели друг на друга через стекло, и у Ларри возникло странное чувство: будто он — экспонат зоопарка и сидит в клетке. Потом его губы растянулись в улыбке, и он открыл окно.

— Мама?

— Я знала, что это ты, — ровным голосом сказала она. — Выйди же и дай рассмотреть себя!

Открывая дверцу, Ларри почувствовал, что его ноги затекли тоже. Он не ожидал встретиться с матерью подобным образом и поэтому был совсем не подготовлен. Ему почему-то казалось, что мать выше и крепче, а она оказалась совсем маленькой и хрупкой. Годы не прошли для нее незаметно.

Он всегда побаивался матери. Когда ему было десять, она каждое воскресенье будила его: ей казалось, что он слишком много спит. Так вот, будила она его вот таким же постукиванием пальца по косяку двери в его комнату. Прошло четырнадцать лет, а рефлекс сохранился. Она постучала по стеклу, и он сразу же проснулся.

— Привет мама!

Она смотрела на него, не произнося ни слова, и сердце в груди Ларри внезапно забилось, как пташка в клетке. Ему стало страшно, что она сейчас вдруг повернется и уйдет, оставив его одного, скроется за углом и он никогда не увидит ее.

Потом она тяжело вздохнула, как человек, собирающийся поднять тяжелый груз. А когда она заговорила, ее голос был таким естественным и мягким, что Ларри забыл свои первые впечатления.

— Привет, Ларри, — сказала она. — Подойди же ко мне. Я знала, что это ты, когда заглядывала в окно. Давай же поднимемся в дом. Если бы ты знал, как он мне опостылел!

Она повернулась и стала подниматься по ступенькам. Ларри следовал за ней.

— Мама?

Мать обернулась, и Ларри неловко обнял ее. Ему хотелось заплакать; это был момент Величайшей Близости между ними. Потом мать ласково оттолкнула его; ее глаза были сухи.

— Пойдем, я приготовлю тебе завтрак. Ведь ты всю ночь провел за рулем?

— Да, — ответил он слегка дрожащим от избытка чувств голосом.

— Тогда пойдем. Лифт поломан, но нам нужно подняться только на второй этаж. Миссис Хелси с ее артритом гораздо хуже. Она живет на пятом. Не забудь вытереть ноги о половик. Если ты этого не сделаешь, мистер Фримен растерзает меня на мелкие кусочки. Он считает грязь и пыль своими личными врагами. — Они прошли целый пролет. — Ты в состоянии съесть яичницу из трех яиц? И еще я пожарю гренки, если ты не возражаешь. Идем же.

Она отперла дверь, и они вошли в квартиру. Здесь ничего не изменилось. Даже темно-коричневые тени и запахи кухни были теми же самыми.

* * *

Элис Андервуд поджарила ему три яйца, бекон, гренки, сварила кофе. Когда он справился со всем, кроме кофе, он закурил сигарету и отодвинулся от стола. Мать негодующе посмотрела на него, но ничего не сказала.