— Я всегда чувствовал себя виноватым, — вдруг выдохнул Андерс, — а Кен, она не злилась, никогда не злилась. Я не понимал сначала, что делаю. Мне казалось, что если она не показывает, что ей больно — значит, ей не больно. Только потом год спустя — я застал её в слезах и она все вывалила. А я дурак. Я не видел, что она не забыла Этьена, что мир рухнул вокруг неё, когда он её бросил. Бросил из-за меня. Из-за дурацких чувств, на которые я все равно не мог ответить. И это клубок из дурацких чувств так запутался, что мы непроизвольно делали друг другу больно. Но они никогда не винила ни меня, ни его. Терпела, смотрела, как мы с ним зажигаем. А потом стало легче, чувства, когда не встречают ответа притупляются. Проще заглушить в себе неправильное, глупое чувство, чем потерять друга. И мы научились с этим жить. А потом был Сон и все окончательно наладилось. Она была счастлива с Зевраном. Я же видел. Она Этьена так не любила. Мне страшно. Потому что я помню её весёлой, счастливой. Помню, как она любила всех нас. Семья… — хмыкнул парень, — никто не говорит этого вслух, поскольку бояться, пытаются загнать куда-то вглубь себя, но кого мы найдём, Гаррет? Кого мы найдём в той лаборатории после всего того, что с ними сделали? Если нас схватят у нас будет выбор, — он посмотрел на кулон на своей шее, — и я уверен, что это лучший выбор, но у них его не было. Кто ждёт нас там… Я даже боюсь об этом думать.
— Мне кажется, это не важно кого найдем, — покачал головой Гаррет, — ты, мы все — все равно их любим, будем любить. Мы поможем им, мы вытащим их, мы залечим их раны. Возможно, понадобится много времени, но мы поможем им забыть все. Бальт уверен, что Зев не сломается. А если Зев не сломается, значит, Кен будет в него верить и будет держаться изо всех сил. А значит, самое главное они сберегут. Свою веру, любовь, свою внутреннюю суть, и это главное. Иди ко мне, — он облапил парня и стащил его к себе на пол, усаживая рядом, обнимая так крепко, словно пытался укутать руками. — Мне тоже страшно, Анди, — проговорил он в светлые волосы. Они пахли чем-то неуловимо знакомым и таким родным, что он невольно улыбнулся, — но я нужен тебе, нашим друзьям, и поэтому я тут. И буду рядом все время.
— Не все раны можно залечить. Не каждого человека можно спасти. Бальт верит в Зева, но он верит в то, что Зев выдержит любые пытки, но сможет ли он выдержать, как у него на глазах мучить будут её. Как какой-то монстр, наподобие Виктора, будет насиловать её несколько часов подряд. Выдержит ли он её крики боли? И смог ли это выдержать любой. Физическая боль — ничто по сравнению с той болью, когда ты видишь, что мучают того, кого ты любишь. Об этом Бальтазар не думает? Спросил бы Логана… Он всегда говорил, что единственное, что он до сих пор видит в кошмарах, а точнее слышит — это нечеловеческие крики Виктора и крик боли своей матери, когда убили его отца. Хотя думаю, что Виктора он теперь оплакивать и жалеть не будет. Это были несколько минут, а он будет слышать как кричит она часами, — произнёс Блондин, — нет. Они уничтожают не физически, они уничтожают морально. Скажи, сколько боли любимого человека способен вынести другой и при этом остаться в нормальном сознании? Смотреть, как того, кого ты так любишь, мучается в жуткой агонии, истекая кровью, а ты ничего не можешь сделать. Вообще ничего. Полная беспомощность. А кровь твоего собственного соула, которую ты чувствуешь на своём теле. Я рад, что Бальт уверен, что Зевран это вынесет.
Гаррет сильнее прижал Андерса к себе. — Я не знаю о пытках практически ничего. Мы не пытаем врагов, это недостойно викингов. Я могу лишь себе представить, насколько это больно, как можно сойти с ума, как ужасно невыносимо видеть когда мучают твоего любимого человека. Я не знаю Зева так хорошо, как Бальт. Может, Бальтазар говорит так, чтоб себя самого успокоить. Или нас успокоить — я не знаю. Но я хочу верить, что мы не только физически их спасем, но и спасем их целостных, не уничтоженных морально, психически… Я хочу в это верить, потому что иначе не захочется даже встать и сделать что-то. Когда ничего нет — остается надежда на лучшее, и вера в это лучшее, — Гаррет вдруг улыбнулся, — а викинг с верой и надеждой, да еще и с блондином в придачу могут горы свернуть, правда? — он заглянул Андерсу в глаза.
— Вера — это хорошо. Вера и надежда — это необходимость, но если это лучшее не случится, то это сломает ещё сильнее. Поэтому я и рассматриваю худшие варианты, — усмехнулся Андерс, — потому что всегда найдётся тот, кому будет хуже. А потерять кого-то ещё мы просто не можем, — выдохнул парень, — но мы справимся, обязательно справимся, — сказал блондин, прижимаясь к своему соулу, — и Виктор за все ответит.