Виктор даже глазом не моргнул, перевел взгляд на Гаррета. — А вы, мерзкий народец, что не способный дать миру хотя бы одного мутанта. Ах, нет одного — Одина, вы умудрились сделать и теперь почитаете его за божество. Потому что викинги — обычные грязные тупые животные, не способные быть выше инстинктов и рефлексов, настолько унылые и скучные, что мне приходилось их убивать побыстрее, потому что можно было умереть со скуки, слушая их ругательства. Даже маты низкопробные и ни капли интеллекта ни у кого в глазах… напомни, чей ты сын? Может, я даже расскажу что выкрикивал твой папашка, пока я трахал его в задницу, разрывая ее… Хотя нет, я трахал его в рот и моя смазка смешивались с его кровью, ведь зубы я повыдирал до этого акта безумной любви, сам знаешь как приятно вбиваться в мягкое горло, обильно смоченное горячей кровью. Попробуй как-нибудь на своем блондинчике — это так возбуждает, — он подмигнул Гаррету. Воин чуть побледнел, сжал сильнее руку на плече Андерса, но не шелохнулся, лишь взглядом выдавая неистовое, почти неконтролируемое желание порвать его на тысячу кусочков, а потом каждый кусочек еще на несколько кусочков и так до бесконечности.
— Закрой свой поганый рот и не смей даже произносить имя моего отца. Прими поражение как мужчина, — произнёс Тор.
— Могучий и великий Тор сознайся, что ты мысленно не раз и не два поимел своего приемного братишку, — усмехнулся Виктор, — он же такой сладкий, а эти зеленые глазки. Ты знаешь, я бы вырезал их и носил на цепочке, на шее, как украшение. Поиметь сына Бога, да об этом можно только мечтать, — фыркнул Виктор, — хотя я скорее наслаждался бы твоими криками, Локи, смотря, как крюки разрывают твою божественную плоть, — рассмеялся Крид.
— Заткнись, тварь, — прошипел Тор, обнимая брата, — ты нарываешься на очень мучительную смерть.
— Да, ладно, Тор, можно подумать, вы и так не заготовили мне пытки. Я же знаю, даже ты, такой благородный, чистенький, честный, будешь пытать меня, ведь внутри ты такая же тварь, признайся. Тебе нравится мучить, нравится видеть страдания. Ведь в глубине души ты и сам понимаешь, что вся твоя сила ничто по сравнению с любым мутантом. Ты ничтожество. Ты легендарное ничтожество, ха! — заржал Виктор, — сероглазик тебя мгновенно убьет, сколько бы не было в тебе силы, а зеленоглазик наделает своих копий и они оттрахают тебя быстрее, чем ты скажешь «За что?». О, на это я бы посмотрел. Групповушка!
— Ты прав насчет моей силы, — вдруг ответил Дориан, — но ты забываешь, что и тебя я могу убить, и ты единственный в этой комнате, против кого я стал бы применять свою силу, — усмехнулся парень, — ничтожество… Ты случайно с собой никого не перепутал? Поскольку ты единственное ничтожество, которое я здесь вижу. В тебе не осталось ничего человеческого. Ты истекаешь злобой и ненавистью. А может, ты просто завидуешь? Ведь если умрешь ты, а ты неизбежно умрешь — никто даже плакать не будет. Для демонов ты лишь расходный материал.
— О, зато вы мутантики прямо пылаете любовью. Называете друг друга семьей, а знаешь почему, сероглазка? Потому что родным семьям вы не нужны. Вас вышвырнули, как ненужный мусор, как хлам. А потом приютили в Ордене, среди таких же уродов, как ты, — усмехнулся он, — а что насчет твоего соула? Он уже клялся тебе в вечной любви в перерывах между тем, как имеет тебя ночами? И ты решил, что это правда? Ведь так? Бедный, наивный мальчик. Воины никогда не испытывают к мутантам ничего, кроме отвращения. Он может говорить что угодно, но на деле его тошнит от тебя, просто он волей судьбы связан с тобой и приходится трахать за неимением лучшего варианта, но вы же мутанты такие ранимые — просто так не дадите. Вот и приходится врать о чувствах. Но втрахивая тебя по ночам в матрас — он думает лишь о том, как бы его не стошнило. Потому что это противно — трогать урода.
Дори от таких слов Виктора заметно побледнел, если честно, то такой ненависти он не ожидал даже от Крида.
— Много ты знаешь о воинах, — фыркнул Макс, — ты же сам демонская подстилка. С тобой нам вообще говорить не о чем.
Он обнял Дориана за плечи крепче, прижимая к себе. А увидев, что Дориан не реагирует, просто взял его лицо в ладони, глядя в глаза и прикоснулся к губам в нежном прикосновении. При Викторе говорить он ничего не будет. Его взгляд сам скажет за себя. Ты же знаешь, родной, сказал его взгляд. Ты все знаешь обо мне. А я о тебе. Дориан слегка улыбнулся, прижимаясь к Максвеллу крепче. Он все знал, прекрасно все знал.
Виктор поизучал парочку, и решил заняться другими.