Ренисе было трудно совладать с собой, ведь перед ней стоял тот, кто открыл ей удивительный мир красок и кистей. Именно в небольшой мастерской дядюшки Ре (так он просил его называть) она впервые начала рисовать, и ещё никогда прежде никакое увлечение не занимало её так, что матери приходилось буквально вырывать кисти из рук. Воспоминания нахлынули, словно бушующие волны, утаскивая за собой. И пока отец, хмурясь и извиняясь, что-то объяснял Р’хас Рехарту, Рениса барахталась в своей памяти. Перед ней вновь предстали дни, когда она безвылазно торчала подле дядюшки Ре, жадно наблюдая за тем, как тот рисует. Как несмело взяла у него клочок бумаги и попыталась повторить одну из картин. Ей тогда казалось, что получилось совершенно ужасно, то же говорила и Сарояна, но Р’хас Рехарт похвалил, заявив, что в том наброске прячется настоящий талант, но его надо развивать. И Рениса весьма охотно принялась упражняться, пропадая с утра до ночи в мастерской и раз за разом слыша недовольство матери. Та, несмотря на заверения дядюшки Ре, считала все эскизы и наброски бестолковой мазнёй. Ренису ранили её слова, но тогда она ещё считала, что пока просто недоучилась и, поддерживаемая Р’хас Рехартом, продолжала рисовать. Однако стоило им вернуться домой, быстро стало понятно, что без дядюшки Ре, ей против матери не выстоять. Сарояна приложила все усилия, чтобы Рениса не только забросила рисование, но и избавилась от красок. Лишь несколько баночек, да пара кистей до сих пор хранились завёрнутыми в старое платье на дне сундука, как напоминание о чём-то удивительном и волшебном.
Ещё были, конечно, сокровенные воспоминания, но многие от времени совсем истёрлись и укрылись в чертогах памяти, но лишь одно, самое яркое, никогда не блекло.
Событие, заложившее его, случились незадолго до отъезда из северного имения почти пять лет назад. В тот памятный вечер Рениса только-только показала Р’хас Рехарту очередной свой набросок, как всегда получив несколько интересных советов. Они вновь разговорились, и дядюшка Ре предложил ей перестать просто копировать, а начать создавать что-то своё, ни на что не похожее.
— Мама сказала, что у меня слишком скудная фантазия, — в ответ пожаловалась Рениса. — Хотя, кто бы говорил! Сама назвала меня так, словно я тень своей старшей сестры! Вы только послушайте: она — Рена, а я — Рениса! Это точно кот и котёнок!
— Вероятно, этим самым она хотела украсть удачу у твоей сестры, — хмыкнул дядюшка Ре. — Говорят, счастливая судьба улыбается тем, чьё имя длиннее.
— Тогда стоило добавить ещё пару слогов! — фыркнула Рениса. — Может, тогда бы это дурацкое имя звучало поитересней.
— А что мешает тебе это изменить? Ты всегда можешь что-то прибавить или выкинуть из своего имени и получить что-то необычное.
— Как вы? Вы поэтому просите называть себя Ре, хотя ваше имя длиннее?
Р’хас Рехарт хитро улыбнулся, а Рениса тут же принялась крутить слоги родительских имён, то меняя буквы, то добавляя слоги, но отметала один вариант за другим. Одни были слишком вычурными, другие звучали глупо, третьи вызывали неприятные ассоциации.
— Раз всё так сложно, почему бы тебе не звать себя просто Рисой? — вдруг предложил Р’хас Рехарт. В его тёплых желтоватых глазах блеснули заговорщические искорки. — Такое имя удобно прятать в картинах, как автограф, и оно довольно красивое.
— Но мать и сёстры никогда не согласятся так меня называть, — с печалью заметила Рениса, мысленно вертя новую форму имени. Она определённо ей нравилась.
— Тогда пусть это останется между нами.
Так и оно и получилось. С тех пор никто и никогда больше не называл её Рисой.
Углубившись в мысли, Рениса и не заметила, как пролетел скромный ужин в компании стариков. Р’фир Адара, уже не такая быстрая и суетливая, довольно долго хлопотала на кухне. Её черты тоже начали меняться, обнажая змеиное нутро. И хоть Адара была несколько младше Р’хас Рехарта, создавалось впечатление, что она торопилась поспеть за мужем, а тот, словно дожидаясь её, напротив, как мог растягивал последние дни. Это было невероятно трогательно, но, даже смотря на них, как на пример идеальной пары, Ренисе не испытывала зависти и желания оказаться в подобных отношениях. Она совершенно не понимала, отчего Адара так спешит закончить свой путь и никак не отпустит дряхлеющего Р’хас Рехарта, и зачем дядюшка Ре истязает свою плоть, вместо того, чтобы ей поддаться и устремиться к новому этапу жизни, совсем непохожему на прежний. Впрочем, сейчас она была чрезвычайно рада тому, что им довелось свидеться.
Отец собрался сразу после ужина и умчался в ночь. Как бы странно это ни выглядело, Рениса, которую стоило бы считать пленницей, лично запирала ворота своей тюрьмы, причём делала это добровольно. Беспокоясь о Р’хас Рехарте, она не хотела, чтобы старик тратил свои скромные силы. Заперев тяжёлый засов, Рениса задержалась на небольшом крыльце, вглядываясь в густеющую черноту. Она вбирала морозный стылый воздух, заставляя себя привыкать к холодам. Впереди суровая зима, и едва ли кому-то удастся вытащить теперь её из этого логова!