Рена, подавив печальный вздох, внезапно осознала насколько бессмысленны были её отчаянные попытки повлиять на происходящее. Узнанные ненароком сведения стали всего лишь бесполезным грузом. Дамиан всё равно раз за разом попадался в установленные ловушки, и сейчас с присущей молодости горячностью влезал в новую. Рене стало горько и печально. Взглянув на Торика, она, наконец, поняла, что тот всё знал. Знал и нарочно толкал Дамиана на что-то, видимо, нужное именно ему. Теперь, смотря на то, как доверчиво опирался юный король на Торика, Рена не могла избавиться от неприятной ассоциации, будто беднягу ведут на заклание.
«Вы утрируете, — хмыкнул Торик, а потом заметно мягче добавил: — Но я был бы не прочь, если бы вы присоединились к нам».
Рена послушно подчинилась, впрочем, не ожидая ничего приятного. Так оно и оказалось. Выползя на балкон и высунувшись между перил полуразрушенной балюстрады, она почти сразу же увидела Когъёрда, а точнее то, что осталось от здорового и крепкого молодого мужчины. При виде его искалеченного тела к горлу подступила тошнота, а сердца сковало страхом. Рена понятия не имела насколько может быть жестокой и беспощадной Килара! Теперь же ей было страшно представить собственную участь, если она, как вскользь заметила первая жена, «всё испортит!». Её не покидала чёткая уверенность в том, что в подобном случае ей никак не спрятаться и не скрыться от возмездия. Не в силах отвести взгляд от изуродованного тела, Рена, терзаясь грядущими страхами и тревогами, пропустила мимо ушей почти весь спор, возникший между Элофом и Дамианом. Слова и бесстыдные обвинения эрла были лживы насквозь, и вызывали лишь глухую ярость и раздражение. Рена поймала себя на странном желании придушить лгуна, и это настолько её испугало, что она вновь замкнулась на своих переживаниях, не слыша ничего больше. Страх превратиться в кого-то вроде Килары, оказался намного сильнее, чем беспокойство о своей судьбе и проблемах Дамиана. Рена опомнилась только тогда, когда Элоф внезапно согнулся пополам и огласил площадь рёвом раненного зверя. Она с ужасом воззрилась на его мучения, и её сердца кольнуло от жуткого осознания. Переведя взгляд на Торика, она лишь убедилась в своих подозрениях. Лорд-канцлер только с виду оставался невозмутим. Всё та же вежливая полуулыбка, спокойный подбородок и линия скул. Вот только необычные янтарные глаза вдруг загорелись и стали ярче. Пожалуй, это единственное, что мог увидеть любой житель Каэра, надумай он посмотреть в тот момент на Торика. Вот только никто на него не смотрел. Взгляды людей метались с растерянного Дамиана на катающегося от жуткой боли по импровизированному постаменту Элофа. И уж точно никто не заметил, что вокруг вдруг резко потемнело, как перед бурей, а воздух стал тяжелее и гуще. Толпа продолжала кричать и требовать казни короля, обвиняя его в использовании злых чар, при этом в упор не видя того, кто их и в самом деле беззастенчиво применял. А меж тем Торик творил что-то невообразимое. Мучая и истязая Элофа, он безжалостно тянул с него жизненные силы, но не для себя. Тёмная энергия, поначалу окутывающая лорда-канцлера, постепенно перебиралась к Дамиану. Рена с запозданием поняла, что это и есть тот самый способ восстановления, на который намекал Торик. Дамиану и в самом деле с каждой минутой становилось всё лучше. Исчез болезненный цвет лица, он перестал опираться на Торика, а перед тем, как обессиленный Элоф завалился на постамент и замер на нём без сил, король выглядел почти так же, как и до ранения. Приказом заточить несчастного эрла в темницу он вмиг разогнал толпу. Народ, испугавшись, что их тоже отправят в подземелья, понесся прочь с площади. Однако Дамиан не стал отправлять стражу на ловлю смутьянов. Напротив, к удивлению Рены, он велел организовать на площади походный госпиталь для пострадавших во время недавних событий, для тех же, кто лишился крова, в дворцовом саду расставили палатки. Дамиан заставил королевскую кухню вынести столы на улицу и начать кормить всех тех, кто только попросит о пище, и сам встал у котла, разливать готовую похлебку. Как ни странно, только что желающий смерти королю народ, вновь потянулся к дворцу за бесплатной миской еды.