Светлые волосы девушки намокли при столь сильной метели, превращаясь в сосульки, а теплая одежда, что должна была греть тело юной волшебницы на морозе, придавала тяжести и сковывала движения, ибо если выжать вещи, то в воде, что вышла бы, можно было бы искупаться.
— Где их, черт возьми, носит? — мастер «Хвоста Феи» нахмурился, отправляя в полет противника, что был готов напасть на его дочь. Нова разочарованно вздохнула, ведь она сама хотела вынести этого противника, но отец ей помешал.
— Они скоро будут тут! — Леви и Гейл, которым приходилось укрывать всех жителей Магнолии, не считая волшебников, старались тратить меньше сил, дабы продержаться как можно дольше, дожидаясь прибытия иксидов. Высшие могли без трудностей переправить людей в безопасное место, пока в их городе идет столь ожесточенная битва. Сколько бы жителей погибло, не эвакуируй их «Хвост Феи»? Все.
Гейл, которому с самого начала показалось странным, что в бой пустили слабых магов, тяжело задышал, опустившись на колено. Тяжело. Очень тяжело защищать столь огромное количество людей, использовав одни из своих сильнейших заклинаний. Леви с тревогой взглянула на сына, что был готов с минуты на минуту потерять сознание. Сердце матери неприятно кольнуло, когда ее глаза увидели, как Редфокс-младший с трудом держит барьер, защищая жителей своего родного города. Он должен. Это больно, страшно, но парень должен держаться, чтобы его семья и друзья были в безопасности. Единственное, что он сейчас может — оборонять гражданских, дожидаясь иксидов.
Острый слух Редфокса почувствовал за своей спиной чьи-то движения. Хоть Гейл и был сыном одного из сильнейших магов Фиора, но в ближнем бою от него не было толка, ибо магию письмен было выгодно использовать с дальних расстояний. Особенно красноглазый любил материализовать «Стальных Птиц», что являлись одним из его мощнейших заклинаний.
Парень крепко зажмурился, впервые за свои шестнадцать лет надеясь на чью-то помощь. Противно было осознавать, что он не смог защитить сам себя, чего уже не говоря о целом городе. Юноша был готов принять то, что вот-вот с ним случится, надеясь, что подобного не произойдет с его близкими.
Лязг старенькой рапиры раздался сквозь завывание бури, что, по-видимому, не собиралась уступать, делая и без того ужасающую битву сложней. Погода словно решила поиздеваться так же, как и тот, кто призвал всех этих чудовищ. Это был точно не Зереф, но именно его приспешники, которых старшее поколение разгромило много лет назад, сейчас находились в Магнолии. От увиденного бросало в ужас, каждый хотел защитить свое. Любимых, друзей, семьи… Каждый старался не думать о том, что с ним сейчас может произойти. Раздавит Дилиора, разорвет Шакал, пронзит корнями Мард Де Гир, неважно, пока волшебники, которых всегда презирали, сейчас были единственной надеждой жителей Магнолии.
— Лаксус, неужели «Громовержцы» были распущены? — сквозь белую пелену снега, что светлой стеной закрывала Дреяру обзор, блондин с точностью мог сказать, что это был его давний друг, с которым мужчина был много лет в ссоре. Все шестнадцать лет Убийца Драконов считал пришедшего на помощь товарища предателем, что однажды увел у него невесту прямо перед свадьбой.
— За кого ты меня принимаешь, Фрид? — усмехнулся Лаксус, направляясь в сторону друга юности. Драконьи глаза позволяли ему увидеть зеленоволосого, вокруг которого уже находились Бикслоу и Эвергрин, дожидаясь команд от своего капитана. — «Громовержцы» всегда будут существовать…
— Тогда давайте как можно скорее расправимся с этими дураками, пока вся моя одежда не промокла. — Штраус недовольно оглядела врагов. Русоволосой стало даже жаль магов, которые явно действовали не по своей воли. Заподозрив неладное, женщина сразу вспомнила, что Венди тоже контролировали.
Члены Хвоста Феи стали перешептываться, обращая свое внимание на синеволосую волшебницу. Женщине становилось неловко и даже обидно, когда в словах бывших товарищей она слышала лишь то, какая она плохая мать, раз бросила своего собственного ребенка, оставив на попечение темной гильдии.
На карие глаза Венди навернулись слезы, когда Ровендо крепко обнял ее, буркнув что-то про «Не слушай, что они говорят. Папа тебя простил — это главное». Сердце матери неприятно кольнуло, когда Марвелл представила, как Ровендо смеялся не в ее объятиях, как он называл «мамочкой» другую, как он говорил, что любит другую женщину.
— Хотите, чтобы я вам задницы поджег? — Ромео недовольно покосился на быстро утихших согильдийцев, направляясь в сторону женщины, которую полюбил еще будучи мальчишкой. Конбальту не менее противно было слышать, как его же собственные товарищи, не стесняясь, говорят гадости про Венди. Он уверен, у нее была причина, чтобы скрывать от него ребенка, чего уже не говоря о том, что кареглазая оставила его. По собственной воле темноволосая никогда бы так не поступила.