Противостояние - попаданец против попаданца

Боя я не помню. То есть грохот выстрелов, разрывы гранат, мат, шум бегущих людей был. А вот связанной картины вспомнить не смогу. Пришел я в себя уже со связанными руками.

Вдоль строя избитых, полураздетых пленных шел офицер. Золотые погоны сверкали на солнце так, что у меня заболели глаза. Матроса и возницы не было, может и смогли уйти. А вот давешний солдатик стоял рядом, в окровавленной нижней рубахе, перехватив правой рукой простреленную левую. Ему руки не связали...

- БольСССшевички, эСССеры, жиды есть? Выходи - зычно крикнул казачий унтер, встав посередине перед строем.

В строю прошло шевеление, но никто не вышел.

Офицер, закончивший свой променад вдоль строя, вышел насмешливо посмотрел на истерзанных людей. Затем указал на нескольких, включая меня и моего раненого соседа. Молчаливые солдаты подхватили и подтащили пятерых к, судя по погонам, полковнику. Лица моих конвоиров были усталые и злые, но как я понял, злились они не на меня. По тем взглядам, что бросали они на золотопогонника им хотелось пристрелить высокомерную сволочь не меньше моего. Но "не положено".

- Этих... - махнул господин в новеньком мундире "от Антанты" рукой в сторону недалекого оврага.

- В расход, так, кажется, говорили тогда, - мелькнуло у меня в голове.

- Остальных в колонну и в село, - приказал уряднику офицер, отошел на несколько шагов к своему коню и уже садясь в седло добавил :

- Распорядитесь здесь, Антонов.

* * *

Нас выстроили у края оврага, меня, солдата-приятеля, незнакомого мне матроса в тельняшке, носатого очкарика, похожего на моего школьного учителя музыки Семен Абрамыча и угрюмого крепкого мужика, с окровавленным шрамом от сабельного удара на лице ( про него можно было точно сказать - не жилец)...

Напротив выстраивались солдаты. Не казаки, а именно солдаты. С винтовками, но без обязательных для казаков шашек на боку. Казаки на лошадях полуокружали нас по периметру полянки, издаля наблюдая за приготовлениями к расстрелу. Кроме командовавшего казнью унтера.

- Шашка ему нужна для того, чтобы команду "пли!" отдать - подумал я, видя как эффектно, чуть ли не театрально, вынимает он свою подругу из ножен, медленно поднимает руку вверх и...

И в этот момент я узнал стоящего крайним справа в шеренге стрелков человека. Ничего странного, трудно признать в молодом, тоненьком в талии, с усиками и чубом солдатике будущего Маршала Победы.

Впрочем, Победы не будет. В ту долю секунды, между залпом и моментом, когда пули сбросили наши мертвые тела в глухую могилу оврага, я увидел будущее этого мира. И там тоже была война... и немецкие танки-самолеты рвали на части пеше-конные рати Русской Армии. И где-то в этой бесконечной прорве из котлов и отступлений погибнет кавалер трех Георгиевских крестов* унтер-офицер Георгий Жуков, малоизвестный за пределами своей деревни. Как и миллионы других мужиков, одетых в серые шинели.

И будет немецкий парад на столичных улицах Санкт-Петербурга, а Гитлер примет капитуляцию от престарелого президента Российской Республики Деникина в Зимнем Дворце... Это было четкое видение, настолько ясное, что можно было потрогать руками.

Вот так.

А потом я умер.

====================

* Кто не в курсе. Третий крест Георгий Жуков получил за победу над поляками, т.н. "чудо на Днепре"; когда Русская Армия остановила польский каток в лесах и болотах Белоруссии и Смоленщины. Тогда же ему вернули унтер-офицерское звание.

Глава 1. Не

оконченные дела.

Нет ничего хуже незаконченных дел - в этом я неоднократно убеждался на собственном опыте. Всё начатое надо доводить до логического конца. Если конечно не уподобляться страусу из известного анекдота и не пытаться спрятать голову в песок, делая вид, что не замечаешь существующих проблем. Со страусами я ничего общего иметь не желаю, поэтому, сцепил зубы и отправился сразу после завтрака на поиски шефа РСХА, который по моим агентурным сведениям вчера вечером прибыл в расположение винницкой ставки. Наш давний разговор следовало довести до логического завершения, оттягивать это событие дальше было нельзя - от его ответа во многом зависела моя будущая стратегия. Так что, как бы мне ни не хотелось погружаться в пучину внутрипартийной и внутриведомственной борьбы, но альтернативы этому я не видел.

И вот я, стараясь выглядеть уверенно и невозмутимо, вновь сижу напротив Рейнхарда Гейдриха - пожалуй наиболее зловещей фигуры в руководстве и без того мрачноватого Третьего Рейха. Смотрю на человека, которого я спас, буквально подарив ему жизнь, и думаю: к чему этот мой поступок может привести. Или нет, не думаю - вспоминаю свои давние мысли, передуманные уже не один раз.