В своих воспоминаниях, мастеровой Василий Краснов, так объяснил свои мотивы присутствия в тот день на Ходынском поле: “Ждать утра, чтобы идти к десяти часам, когда назначалась раздача гостинцев и кружек “на память», мне казалось просто глупым. Столько народу, что ничего не останется, когда я приду завтра. А до другой коронации еще доживу ли я?.. Остаться же без “памяти’’ от такого торжества мне, коренному москвичу, казалось зазорным: что я за обсевок в поле? Кружки, говорят, очень красивые и “вечные’’... Тогда еще эмалированная посуда была в диковинку”.
История Ходынской трагедии достаточно описана как в исторической литературе, так и беллетристике. Потому просто приведем всего лишь несколько свидетельств очевидцев.
Те, кто пережил тот день, впоследствии вспоминали “кровавую субботу” как самое страшное потрясение своей жизни. “Погода стояла тогда превосходная, - писал впоследствии П. Шостаковский, - и предусмотрительный московский люд... решил провести ночь на Ходынском поле, на свежем воздухе, чтобы на месте быть к самому началу гулянья... Ночь, как на беду, была безлунная, и Ходынское поле погрузилось в полную темноту. Люди все прибывали и, не видя перед собой дороги, спотыкались, падали в овраги... Все более плотной становилась необозримая толпа. Народ все прибывал и прибывал. Не менее полумиллиона людей скопилось к утру между городской границей и стеной из 100 буфетов. Горсточка полицейских и казаков, отправленных на Ходынское поле „для поддержания порядка», почувствовала, что положение становится угрожающим и что ей не справиться с этой стихией... Утро выдалось тихим, ни ветерка. Притока свежего воздуха над спрессованной толпой не было. Дышать становилось все труднее. Пот заливал синевато-бледные лица, и они казались заплаканными”.
Известный репортер, корреспондент газеты “Русские ведомости” В. А. Гиляровский, единственный из двухсот отечественных и зарубежных журналистов, освещавших коронационные торжества, кому довелось провести ночь на Ходынском поле, вспоминал: “Толкотня, давка, вой. Почти невозможно было держаться против толпы. А там впереди, около будок, по ту сторону рва, вой ужаса: к глиняной вертикальной стене обрыва, выше роста человека, прижали тех, кто первый устремился к будкам. Прижали, а толпа сзади все плотнее и плотнее набивала ров, который образовал сплошную, спрессованную массу воющих людей. Кое-где выталкивали наверх детей, и они ползли по головам и плечам народа на простор. Остальные были неподвижны: колыхались все вместе, отдельных движений нет. Иного вдруг поднимет толпой, плечи видно, значит, ноги его на весу, не чуют земли… Вот она, смерть неминучая!”
Шеф жандармов и свитский генерал В.Ф. Джунковский писал в своих записках: “Над этой почти миллионной толпой стоял от людских испарений пар, похожий на болотный туман. Этот туман скрывал толпу во рве. Дышать было нечем. Около 6 часов утра стали раздаваться крики о помощи. Толпа заволновалась и стала требовать раздачи угощений. В 2-3 буфетах начали раздавать. Раздались крики: «Раздают», и это было как бы сигналом к началу несчастья. Море голов заколыхалось. Раздирающие стоны и вопли огласили воздух. Толпа сзади наперла на стоявших во рву, некоторые взбирались на плечи и по головам шли вперед, происходило что-то невообразимое, артельщики растерялись, стали бросать кружки и узелки в толпу.
Не прошло и 10 минут, как буфеты были снесены, и вся эта масса, как бы пришедшая в себя, отхлынула назад, с ужасом увидала ров, наполненный и мертвыми, и изуродованными. Прибыли власти, началась ужасная работа - отделение живых от мертвых. Умерших обнаружено было 1 282 человека, раненых более 500; покойников увозили в течение почти всего дня на Ваганьково кладбище, где их приводили в известность, несчастных раненых отвезли в больницы и приемные покои.”
Печально известный по русско-японской войне Куропаткин А.Н. также вспоминал, что “в 12 часов пополудни, по дороге к Ходынскому полю, встречались возы с убитыми, которых по глупому чьему-то распоряжению развозили днем по всем частям Москвы. Многие, ехавшие на праздник, в том числе, как говорили, государь, встретили эти возы. На празднике стали получаться всё более и более печальные вести. Обручев сказал мне, что убитых 1100 человек. Другие говорили — до 3000 человек. Тем не менее все собрались и заняли нарядные эстрады. Съехались высочайшие особы. Прибыл государь с государыней, хор в 1000 человек (другие говорили в 2000 человек) с Сафоновым грянул “Боже, царя храни”.
Только по официальной статистике, в этом «прискорбном событии”, как именовалась Ходынка в опубликованном вечером лаконичном сообщении властей, пострадало 2690 человек, из которых 1389 погибли. Точное же число получивших разного рода увечья, ушибы и травмы вряд ли поддается учету. Во всяком случае, как впоследствии отмечалось в литературе, еще долго в окрестностях Москвы находили трупы в беспамятстве бежавших оттуда людей.