Противостояние (СИ)

— Султанша, шехзаде Селим ударил шехзаде Мурада, — проговорила Измир-хатун, пытаясь успокоить мальчика на руках.

— Ударил? — возмутилась Михримах Султан, грозно взглянув на светловолосого племянника. — Селим! Подойди ко мне.

Мальчик, сведя брови на переносице, упрямо взглянул на неё, оставшись стоять на месте.

— Селим, не упрямься! — всколыхнувшись от негодования, проговорила Михримах Султан и, чувствуя, как от волнения ключицу распирает от колющей боли, преодолела желание схватиться за неё. — Сейчас же подойди ко мне.

Шехзаде Селим нехотя подошёл к султанше, опустив голову.

— Не смей бить младшего брата, ты понял? Он же такой маленький.

— Он мне не брат! — горячо возразил мальчик в ответ, наградив изумившуюся тётушку упрямым взглядом голубых глаз.

— Что ты такое говоришь? Мурад и Махмуд твои братья.

— Где моя мама?

— Твоя мама далеко, — осторожно ответила Михримах Султан, переглянувшись с Фахрие-калфой. — Теперь ты должен меня слушаться.

— Нет, — буркнул мальчик и, развернувшись, выбежал из покоев.

— Гюльбахар, приведи его обратно! — беспокойно воскликнула султанша, а после перевела сочувственный взгляд к до сих пор плачущему шехзаде Мураду.

Не в силах более сдерживаться от боли, Михримах Султан с тяжёлым вздохом схватилась за ключицу, пошатнувшись на тахте.

— Султанша, что с вами? — беспокойно подалась к ней Фахрие-калфа, поддержав её ладонью за плечо.

— Все… хорошо, — с усилием преодолев боль, напряжённо отозвалась та. — Измир, отведи детей в детскую и следи за ними усердней.

Служанка, поклонившись, покинула комнату, а следом за ней в распахнувшиеся двери вошёл Сюмбюль-ага с тростью в руках.

— Султанша, — поклонился он с трудом. — Я из гарема. Девушки недовольны.

— Чем? — хмуро поглядела на него госпожа.

— Выплату жалованья им задержали на целый месяц. Сейхан Султан как уехала, так никто этим больше не занимался… Аллах упаси нас от бунта!

— Казна пуста, ведь военный поход опустошил её, — напряжённо проговорила султанша. — Необходимую сумму возьми из моих личных сбережений, Сюмбюль.

— Девушек нужно успокоить, госпожа, — встряв в разговор, настойчиво посоветовала Фахрие-калфа. — Упаси Аллах, они бунт устроят. Я ведь говорила вам, что волнения в гареме нарастают.

Михримах Султан, поджав бледные губы, тяжело поднялась с тахты с помощью подоспевшей Фахрие-калфы, подавшей её руку, с которой Сюмбюль-ага после настороженно переглянулся.

Топкапы. Гарем.

Степенно войдя в гарем, Михримах Султан раздражённо нахмурилась от громкого возгласа Сюмбюля-ага, огласившего её приход. Наложницы, поскакивав со своих мест, выстроились перед госпожой в ряд, но несколько девушек, продолжая разговаривать, остались сидеть в стороне.

Переведя на них взгляд серых глаз, Михримах Султан обернулась на Фахрие-калфу, которая, перехватив её взгляд, решительно направилась в сторону наложниц.

— Границ не ведаете?! — грозно вскрикнула она, отчего наложницы испуганно обернулись на калфу и вскочили на ноги. — Перед вами Михримах Султан Хазретлери! Или вас научить уважению к госпоже?

Переглянувшись между собой, наложницы встали в ряд. Одарив обитательниц гарема тяжёлым взором, Михримах Султан сложила руки перед собой в аристократическом жесте.

— Мне стало известно о том, что в гареме недовольство царит по поводу задержки выплаты жалованья.

— Сколько можно ждать, султанша? — раздался голос одной из наложниц.

Сюмбюль-ага и Фахрие-калфа настороженно переглянулись за спиной вспыхнувшей недовольством Михримах Султан, которая медленно двинулась по гарему.

— Нам не платят уже две недели!

— Сколько это будет продолжаться?

— Довольно! — гневно вскрикнула Михримах Султан, и на мгновение зажмурилась от боли в ключице, но, сдержавшись, вновь распрямила плечи. — Жалованье будет выплачено тогда, когда появится возможность! Я из личных средств жертвую вам золото. А если кого-то из вас не устраивает жизнь в гареме, то я с радостью дарую каждой путь в воды Босфора.

— Нет, госпожа, — заносчиво проговорила наложница, выйдя немного вперёд и смело взглянув на возмутившуюся султаншу. — Довольно угроз! Мы хотим получить причитающееся нам жалованье немедленно.

— Она права, — закивала головой вторая девушка, выйдя из общего ряда.

Серые глаза Михримах Султан потемнели от гнева и налились металлом. Гордо вскинув подбородок, она ухмыльнулась в лица бунтарок.

— Сюмбюль-ага. Приказываю запереть на два дня в темницах всех тех, кто посмел хоть слово произнести! Никакой еды им не давать, лишь воду.

Наложницы, вздрогнув, испуганно переглянулись. Сюмбюль-ага почтенно поклонился госпоже, а после строго взглянул на испуганных девушек.

— Охрана! Увести этих наложниц, — вскрикнул он, взмахнув рукой. — И тех двух. Запереть в темницах. Еды не давать.

— Нет, ага! — вскрикнула одна из схваченных охраной бунтарок. — Простите. Клянусь, я буду молчать!

— Раньше надо было думать, — ухмыльнулась Фахрие-калфа, покачав головой. — Пусть остальным это станет уроком. Михримах Султан неуважение не прощает.