Противостояние. Спецслужбы, армия и власть накануне падения Российской империи, 1913–1917 гг.

Раздраженный историей Варшавского ГЖУ и видя, что ситуация с бесчинствами контрразведок при попустительстве прокуратуры только ухудшается, 30 мая 1915 г. Джунковский повторно поднял вопрос об ужесточении контроля за законностью при проведении дознаний. «За последнее время ложные доносы особенно стали часты в крестьянской среде, направляясь, главным образом, против землевладельцев или доверенных их лиц… Чинам Отдельного корпуса жандармов известно, что в крестьянских массах, в связи с ликвидацией немецкого землевладения в России, усиленно циркулируют слухи о предстоящих после войны земельных реформах. Как и всегда, подобные слухи вызывают у некоторой части крестьянства стремление освободиться от лиц, кои по мнению их, будут противодействовать осуществлению их аграрных мечтаний… Обвинение представляется обыкновенно в оскорблении Величества, сочувствии к врагам России, шпионаже и т. п. Как я усматриваю из поступающих в департамент полиции сведений, схема подобных обвинений с внешней стороны всегда однообразна. Несколько согласившихся между собою лиц свидетельствуют против кого-либо, создавая материал, формально достаточный для возбуждения судебного или административного преследования»[839].

Далее Джунковский строго выговорил тем жандармам, которые формально относились к решению таких сложных вопросов, находя повод для «раскрытия» нового дела. Он призвал к всемерной борьбе с ложными доносами и требовал от подчиненных офицеров не поддаваться общей нервозности, овладевающей населением, подавая пример спокойствия и беспристрастности. «Не по количеству возбуждаемых дел, а по добросовестности и тщательности их расследования я буду судить о пользе службы каждого лица в корпусе и тем более о том, достоин ли он поощрения и повышения в должности», – писал Владимир Федорович[840].

Армейские подходы к шпионажу

Документы Осовецкой крепости дают хорошее представление о разнице в подходах жандармерии и военной контрразведки к борьбе со шпионажем. Если у разведчиков имеется огромное количество «развалившихся», не доведенных до конца и просто бездоказательных дел, то крепостная жандармская команда проводила дознаний немного, но дотошно и доводила дела до логического конца. Среди сохранившихся материалов есть дело о немецких шпионах А. А. Кениксмане и А. Ранте. Было установлено точно, в какой разведшколе Рант проходил подготовку, какая ему была выдана сумма и какие указания. Следствие вел лично начальник Осовецкой крепостной жандармской команды полковник Д. Н. Вишневский, имевший за плечами 18-летний опыт службы в жандармерии. Первая информация о том, что Рант готовит провокацию в Осовецкой крепости, появилась еще в августе 1914 г., и с тех пор через секретную агентуру жандармы за ним внимательно следили[841], пока он не прибыл в крепость и не был арестован 23 февраля 1915 г. К моменту ареста все доказательства и большая часть дознания уже были завершены. 25 февраля 1915 г. Рант был приговорен, а утром 26 февраля расстрелян[842].

Различие в подходах к ведению розыска в жандармерии и военной контрразведке заключалось в требованиях, выдвигавшихся руководителями этих структур. Если жандармское руководство на первое место ставило вопросы законности, то военные требовали высокой раскрываемости. Именно отсутствием результативности были недовольны в штабах армий и фронтов. Летом 1915 г. М. Д. Бонч-Бруевич, имевший влияние в Ставке, предпринял попытку выгнать жандармско-полицейских чинов из контрразведывательных структур[843]. Одним из поводов к этому было печально известное дело С. Н. Мясоедова, бывшего жандармского полковника, служившего в контрразведке при штабе 10‐й армии и расстрелянного 19 марта 1915 г. в Варшавской цитадели по ложному обвинению в шпионаже в пользу Германии. Стоит привести слова, сказанные в 1945 г. на допросе полковником Вальтером Николаи, занимавшим пост руководителя немецкой внешней разведки в годы Первой мировой войны: «Я не верю также утверждениям, что было доказано сотрудничество полковника Мясоедова с германской разведкой. В Германии об этом ничего неизвестно. Его имя я знаю только как имя одного из успешнейших помощников русской разведки против германской разведки»[844].

Причиной не любить жандармерию для Бонч-Бруевича было также инспирированное им дело компании «Зингер», которую военная контрразведка хотела представить как крупную немецкую сеть шпионажа. Однако благодаря объективному и непредвзятому подходу жандармов к расследованию к середине 1915 г. дело начало рассыпаться, а Бонч-Бруевич снят с его кураторства[845].