27 июня 1916 г. товарищ министра внутренних дел Степанов разослал циркуляр губернаторам и градоначальникам с требованием при возникновении беспорядков на почве дороговизны принимать энергичные меры по их подавлению. Степанов видел результативность мер правительства в солидарных действиях полиции и местных воинских подразделений по заранее разработанному плану. Для того чтобы не оказаться застигнутыми врасплох, товарищ министра рекомендовал «широко использовать осведомительную деятельность местных органов жандармского надзора и чинов полиции»[1142]
. Судя по стилистике и содержанию, его напутствия являлись продолжением циркуляра Климовича от 19 марта; авторство обоих документов также, возможно, идентично.Летом 1916 г. Климович начал концентрировать в центральном промышленном районе разбросанные по всей империи эвакуированные жандармские управления. К сентябрю в Москве были размещены Варшавское, Келецкое, Люблинское ГЖУ, Варшавский жандармский дивизион, а также канцелярия помощника Варшавского генерал-губернатора по полицейской части, а в Московской губернии (в Серпухове и Можайске) – Плоцкое и Радомское ГЖУ, Брест-Литовская крепостная жандармская команда[1143]
. Вместе с частями полиции на конец 1916 г. – начало 1917 г. в Москве имелось 27 полицейских рот, 2 эскадрона Московского жандармского дивизиона, 2 эскадрона Варшавского жандармского дивизиона (1 конный и 1 пеший), 1 сотня и 7 взводов казаков, 3 отделения конной стражи[1144].Командиром корпуса жандармов графом Д. Н. Татищевым была произведена проверка жандармских подразделений в Москве. Если состояние ЖПУЖД, ГЖУ и жандармского дивизиона получило высокие оценки, то содержание эвакуированных частей было крайне неудовлетворительным. Так, проверка Варшавского жандармского дивизиона, на службе в котором состояло 10 офицеров, 372 строевых нижних чина и 75 прочих, выявила многочисленные нарушения. Жандармы были рассредоточены по двум казармам – на Ходынском поле и на Петроградском шоссе.
Первые представляли собой бывшие частные беговые конюшни, ветхое деревянное здание с низкими потолками. Нары для нижних чинов были двухъярусными, частично трехъярусными. Свободных проходов между нарами не было, все углы были буквально завалены солдатскими вещами, воздух в помещениях стоял несвежий. Карабины и сабли также были свалены по углам. Новые казармы на Петроградском шоссе только обустраивались, но и они не отличались простором и удобством[1145]
. Татищев отметил, что у чинов сохранялась хорошая воинская выучка, но потребовал как можно скорее привести дивизион в нормальное состояние.В Петроград на усиление было направлено бывшее Варшавское ЖПУЖД. Калишское и Петроковское ГЖУ разместились в Смоленске. Остальные эвакуированные жандармские управления в крупных губернских центрах Центральной России – Курске, Ярославле, Калуге, Рязани, Пскове[1146]
. Три жандармские крепостные команды забрали в свое подчинение военные: Гродненская подчинялась штабу 1‐й армии, Ковенская – штабу 10‐й армии, Особая (Ивангородская) – производителю работ военного строительства в Минске генерал-майору В. К. Фельдту[1147]. Фактически эти три подразделения были изъяты из подчинения МВД и не могли быть задействованы для поддержания порядка в случае революционных выступлений.В наибольшей степени силы жандармерии были сконцентрированы в Московской и ближайших к ней губерниях, но не в Петрограде. Причина этого может заключаться в том, что столица относилась к театру военных действий, и применение сил жандармерии здесь зависело от подчинявшегося командующему Северным фронтом начальнику гарнизона. В то же время расквартированные в Москве части жандармерии и полиции находились полностью в руках МВД. Но было ли такое решение рациональным? Возможно, сказалась перенасыщенность Петрограда воинскими, в основном запасными, соединениями, а также представление о Москве, как о центре и рассаднике активного неповиновения: опыт боев на Пресне во время Первой русской революции и немецкий погром 1915 г. также давали знать о себе.