Протокол «Сигма»

И будь он проклят, если допустит, чтобы его карьера погибла из-за преступлений этой самой Наварро или – поскольку большая часть обвинений казалась ему самым настоящим г…ном – в результате двуличной политики Бартлета. Дюпре был прежде всего великим мастером по части того, как удержаться на плаву.

Иногда для этого просто необходимо вовремя ухватить поганого быка за его поганые рога. У Дюпре было немало друзей – друзей, которые расскажут обо всем, что ему необходимо узнать. И, возможно, стоит нанести визит Призраку и заставить старикана собраться с мыслями. Бартлет на вид больше всего походил на облачко пара, но при том был едва ли не самой сильной фигурой в министерстве, этаким мини-Гувером[102]. Имея с ним дело, Дюпре следовало быть крайне осторожным. В любом случае Бартлет должен знать, что Дюпре не из тех, кто затевает какие-то интриги. Призрак всю жизнь занимался расследованием жизни и деятельности своих коллег, а вот, интересно, когда кто-нибудь в последний раз поинтересовался тем, что он сам собой представляет?

Дюпре вскрыл два пакетика с сахаром и высыпал его в кофе. Вкус от этого не стал лучше – все равно кофе больше всего походил на грязную воду, – но Дюпре выхлебал чашку до дна. Ему предстояла серьезная работа. Если хоть немного повезет, то Алан Бартлет получит изрядную дозу того самого лекарства, которым пичкает других.

Номер в «Сфинксе» был просторным и ярко освещенным. В нем находилась единственная двуспальная кровать, на которую они оба старались не смотреть, откладывая решение вопроса о том, где и как спать, на потом.

– Чего я до сих пор не понимаю, – сказала Анна, – это как кто-то мог узнать о том, что я нахожусь здесь и с какой целью.

– Человек из Интерпола…

– Не считая того, что я увиделась с ним уже после похищения пакета из «Америкен Экспресс». – Она стояла перед высоким окном, задернутым прозрачными тюлевыми занавесками. – Как только пакет был украден, плохие парни узнали, что я разыскиваю Штрассера. Но вопрос в том, почему кому-то вообще пришло в голову прибрать его к рукам? Вы же не говорили никому, что отправляетесь со мной в Буэнос-Айрес, верно?

Бену не понравился тон вопроса, но он не подал виду.

– Нет. А вы никуда не звонили по телефону из гостиницы?

Анна ответила не сразу.

– Да, звонила. Один раз, в Вашингтон.

– Если имеешь нужные связи, то совсем нетрудно организовать прослушивание гостиничного телефона, вы согласны?

Анна взглянула на него, явно заинтересованная таким предположением.

– Это может объяснить и появление фальшивого цэрэушника… Да. Если вы хоть чем-то намекнули Юргену Ленцу…

– Я ни словом не обмолвился Ленцу о поездке в Буэнос-Айрес, потому что тогда сам не имел понятия о том, что отправлюсь сюда.

– Хотелось бы мне раздобыть отпечатки пальцев Ленца, пропустить их через базы данных и посмотреть, что из этого выйдет. Возможно, на него имеется хорошенькое досье. Он вам ничего не давал – визитную карточку или что-нибудь в этом роде?

– Как мне помнится, ничего… Постойте, ведь я сам давал ему смотреть фотографию, ту самую, которую добыл из банковского сейфа Питера в Цюрихе.

– Вы ее многим показывали?

– Вам. Историку их Цюрихского университета. Лизл. И Ленцу. Вот и все.

– Он брал ее в руки?

– О, да. Крутил, рассматривал спереди и сзади, переворачивал вверх ногами. Его пальцы должны быть там повсюду.

– Великолепно. Я сделаю копию, а оригинал отошлю в антропометрическую лабораторию.

– Каким образом? У меня сложилось впечатление, что вы уже не пользуетесь правами сотрудника министерства юстиции.

– Но Деннин ими обладает. Если мне удастся переправить пальчики ему, то он сможет передать их какому-нибудь другу из другого агентства, скорее всего из ФБР. А тот вычислит все, что нужно.

Бен замялся было.

– Ладно, если таким образом мы выкопаем что-нибудь на Ленца. Или разыщем убийц Питера…

– Превосходно. Спасибо вам. – Анна посмотрела на часы. – Давайте займемся этим после ужина. Мы встречаемся с детективом, Серхио – как его фамилия? Впрочем, неважно – в районе, который называется Ла Бока. А там мы сможем найти что-нибудь поесть.

Водителем такси оказалась женщина средних лет, одетая в легкую кофточку без рукавов, открывавшую дряблые руки. К приборной панели была приклеена цветная фотография ребенка, возможно ее собственного. На зеркале заднего вида болтался крошечный кожаный мокасин.

– Вооруженный священник… – вслух размышляла Анна. – А я-то боялась монахинь в доминиканском соборе. – Она оделась в серую плиссированную юбку и белую блузу, лебединую шею украшало жемчужное ожерелье, и пахло от нее чем-то цветочным и свежим. – И он сказал вам, что Юрген Ленц является фактическим владельцем ее дома?

– Вообще-то он сказал: человек, называющий себя Юргеном Ленцем.

Они въехали в захудалый рабочий barrio[103], расположенный в самой южной части Буэнос-Айреса. Слева тянулся канал Риачуэло, широкая лента стоячей воды, из которой торчали полузатонувшие ржавые землечерпалки, шаланды и остовы более крупных судов. Вдоль канала были расположены многочисленные склады и мясокомбинаты.