ЭЙХМАН. Видите ли, господин капитан, офицеры, подложившие 20 июля 1944 г. бомбу в ставке Гитлера, - да, эти люди не были в моих глазах, да и в глазах всех до мая 1945 г., - они не были государственными преступниками. Это были самые обыкновенные предатели, нарушившие присягу негодяи. Теперь же я делю их на совершивших государственную измену и нарушивших присягу по идеалистическим мотивам - и просто изменников, нарушителей присяги. Потому что нельзя во время войны, не важно, кто управ... кто во главе государства... По многим вещам - касается ли это мировоззрения или непосредственно моих дел, допустим, последнего времени, или материальных обстоятельств, - по многим таким вещам у меня была до 8 мая 1945 г. совершенно иная точка зрения, чем сегодня. В то время мы жили с совершенно иным, я бы сказал, психологическим настроем по отношению к этим вещам, потому что были в состоянии такой войны - быть или не быть нашему народу. Ни о чем другом мы тогда не думали. Было ли это обусловлено пропагандой, или же чувством долга, или еще чем-то, имеет, вообще-то говоря, второстепенное значение. В любом случае положение было именно таким. Не я один был таким; это были миллионы, иначе немецкий народ не выстоял бы пять лет против стольких сил и таких держав. Я не собираюсь заносить в протокол какие-то героические размышления - теперь, спустя 15 лет, я от них далек, - но тогда мы были настроены совершенно иначе, чем сегодня.
ЛЕСС. А почему вы сегодня рассуждаете иначе?
ЭЙХМАН. Только потом, после 45-го, я увидел, что не только я пересмотрел свою точку зрения, но что многие, многие другие пересмотрели свою точку зрения. Кто-то сразу же просто отмел все это, выбросил за борт. Мне казалось, что такие люди так же мало... э... так же далеки от моральных устоев, как и те, кто во время войны провозглашал верность долгу, а на самом деле думал другое. Но были и люди, которые размышляли обо всем этом и не могли - да, я так считаю, - не могли найти ответа. И я тоже. Я должен честно признать: я не мог вот так сразу взять и отбросить все прежнее. Потом я постепенно поднимался к... на другую ступень, и время, которое ушло на то, чтобы прийти к сегодняшним взглядам, было очень долгим. Понадобилось даже... чтобы ракету посадили на Луну. С того времени я... радикальное изменение во мне... Нет, не во мне дело, это происходило само собой при мыслях обо всей той истории, обо всем, что связано с войной, со всем комплексом нации, с национализмом и всем остальным. Так долго это длилось у меня. Это я должен признать. До 8 мая 1945 г. я не признавал ничего, потому что не мог нарушить присягу. Мог только взять и застрелиться.
ЛЕТОПИСЕЦ. Однако же Эйхман постарался пережить Третий рейх. А отрицает, что в конце войны скрылся, только затем, чтобы подчеркнуть, что не чувствовал за собой вины. Разумеется, он знал, что победители возьмутся и за него. Он якобы презирает своих коллег, которые при капитуляции сбежали с фальшивыми документами, однако жил в Германии до весны 1950 г. под чужим именем, с фальшивыми документами. Весной 1945 г. Эйхман под именем оберефрейтора военно-воздушных сил Адольфа Барта пробрался сначала из Тироля в Баварию. Американцы его задержали, но, когда начались допросы, он сумел бежать. Далеко не ушел, и под тем же именем, но уже как "обершарфюрер СС" очутился в американском лагере военнопленных "Вайден" в Верхнем Пфальце. Там превратился в унтерштурмфюрера СС Экмана, который вскоре тоже сбежал и под именем Отто Хенингера нашел приют у крестьянина в Прине, на озере Химзее. И 20 марта 1946 г. этот "Отто Хенингер, уроженец Бреслау" (т.е. Вроцлава, где, возможно, уже не существовало документов), объявляется в нижнесаксонском селении Эверзен как рабочий лесозаготовок. Он оставался в Эверзене и тогда, когда после денежной реформы его работодатель обанкротился. Арендовал в Алътензальцкоте неподалеку от города Целле луг, завел кур и производил яйца и битую птицу. К весне 1950 г. скопил достаточно денег для тщательно спланированной поездки за океан. Уехал через Австрию в Италию, там раздобыл паспорт на имя Рикардо Клемента. И с визой аргентинского консула в Генуе сел 14 июля 1950г. на корабль, идущий в Буэнос-Айрес.
ЛЕСС. Не хотите ли взглянуть вот на это фото? Это ваш снимок?
ЭЙХМАН. Так точно. Он сделан в Аргентине.
ЛЕСС. В каком году?
ЭЙХМАН. Это могло быть... Наверное, в Тукумане, да... Да, пожалуй, судя по костюму, в Тукумане. Значит, примерно... 1951-й или 1952-й. Нет, не 52-й. Да, я думаю, 51-й. Год 1950-й или 1951-й, да.
ЛЕСС. И что вы здесь надписали? Ваш почерк? "Адольф Эйхман, оберштурмбаннфюрер СС в отставке".
ЭЙХМАН. Так точно! Не могу вспомнить, кому я его дал. Может быть, Геллеру, может быть, он хотел иметь это.
ЛЕСС. Кем был Геллер?