Протоколы с претензией

  – Еще какой, – ответил Я. уверенно и продолжил. – Когда я вижу, как страстно и преданно припадают порой наши соплеменники и соплеменницы в Российской Империи к национальным, культурным или религиозным основам русской жизни, я вспоминаю письмо Куприна. Истеричную любовь евреев к русской интеллигенции Жаботинский назвал презренной любовью свинопаса к царевне. Что этот еврейский христианский и русский порыв? Не знаю. Кажется мне иногда – это вновь обнажается еврейская попка...

  Я. помолчал и затем добавил:

  – Перед тем, как опуститься в осоку.

  Баронесса посмотрела на Я., в этом сравнении было что-то для нее знакомо-непонятное.

  – Что это за осока? – спросила она, когда они остались вдвоем.

  – А помнишь, ты рассказывала мне, что однажды в детстве ты присела в траве и порезалась осокой?

  Баронесса удивленно рассмеялась.

  – И ты это запомнил? – будто она не знает, как цепко хранит его память все, что связано с ней.

ДЕНЬ ГОВНОЧИСТА

  Было бы странно, если бы столь амбициозный Кнессет Зеленого Дивана не внес свою лепту в государственный ритуал и национальную символику, например, не учредил бы в стране своего праздника. Но Кнессет отличается скромностью. Он готов ограничиться старым праздником, вдохнув в него новое содержание. Собственно, и содержание может остаться старым. Угол зрения должен быть новым. И потому Кнессет Зеленого Дивана предлагает возродить праздник 1 Мая под именем “ДЕНЬ ГОВНОЧИСТА”. Конечно, это должен быть день свободного говночиста, говночиста-буржуа, говночиста-аристократа.

  Не всегда мы осознаем, утверждает коллективное сознание Кнессета, какое громадное значение имеет в нашей жизни говно. Особенно – говно в качестве символа. Баронессу, например, очень тронуло имевшее широкое хождение среди репатриантов высказывание, гласящее, что всякий прибывший на историческую родину в Еврейское Государство обречен съесть в нем свою собственную бочку говна. Это выражение представляется Баронессе лексически, стилистически и по своей сущности более точным, чем высокопарное и чужое “испить чашу”. По мере того, как опустошалась ее личная и их общая с Я. бочка, она все чаще и все с большей жалостью смотрела на вновь прибывающих репатриантов, искренне и горячо сочувствуя им. Говно как символ присутствовало и в анекдоте, который с наслаждением рассказывали друг другу новые граждане Еврейского Государства на первых этапах вживания, когда их затянувшаяся, казалось им, неустроенность, горечь потери статуса, – требовали хоть какой-нибудь компенсации, какого-нибудь героически-отрицающего жеста. Евреи, разбросанные по миру, – удобрение, утверждал анекдот, – собранные вместе – просто куча говна. О том, что многие коренные обитатели тех мест, где евреи будто бы удобрение, не всегда согласились бы с этим анекдотом и громогласно заявили бы, что они и там – говно, об этом они предпочитали не упоминать. От этого предположения их уберегала защитная реакция человеческой психики. И все же что-то новое, неизведанное было в этом анекдоте. Ну не стали бы они смеяться над ним в Российской Империи, или смеялись бы, но не так. Странный, неожиданный привкус был у этой жалкой, в общем-то, шутки – привкус обретаемой гордости, что ли?

УДЕРЖАТЬСЯ

  Наконец, в поисках работы – успех. Зарплата почти минимальная, работа не инженерная, но наконец-то Я. почувствует снова запах канифоли, увидит, как расплавится и заблестит олово на жале паяльника. Впереди месяц, насыщенный праздниками, нет смысла начинать сейчас, приходи через четыре недели, говорят ему. Он просит материалы по новой работе и усаживается за них. При подготовке к отъезду все время было отдано ивриту, теперь очевидно, что нужно подтягивать английский, в котором практически не было нужды в Российской Империи. После окончания праздников, аккуратно одетый, нагруженный справочниками, которые могут понадобиться, торжественно провожаемый женой, он отправляется на свое первое место работы. С теми же справочниками, но несколько уставший от пешеходного перехода, он возвращается домой через два часа – из-за начавшейся в эти дни войны в Югославии отменены заказы, под которые он был приглашен на работу. Мы очень сожалеем, сказали ему.

  Обидчивые и ранимые, как всякие новички, на сей раз они падают духом. Я. возвращается к поискам работы. На уроки иврита к их новым знакомым его жена продолжает ходить одна, но однажды во время урока у нее на глазах появляются слезы. Не нужно ли им денег, спрашивают знакомые.

  – Нет, нет, денег у нас еще много, – отвечает она.

  Их новые знакомые смеются по поводу их богатства, но еще энергичнее и настойчивее обзванивают своих друзей в поисках работы для Я.