Протопоп Аввакум и начало Раскола

Приказом из Москвы он был переведен много дальше, в Кандалакшу на Белом море, с запретом писать. Несмотря на это, ему удалось, пока он находился несколько дней в Вологде, а именно 13 июля 1654 года, повидаться во своим другом Логгином, которому удалось неизвестно как ускользнуть из своей муромской деревни; он продиктовал длинное прощальное письмо, полное резких упреков, Стефану; составил также трогательное послание всем верующим, изобилующее текстами из Посланий св. апостола Павла, побуждая их избегать злых делателей, виновников раскола, и оставаться стойкими в вере до самой смерти[916]. Он сделал еще больше: в кафедральном соборе он произнес после обедни следующую небольшую проповедь: «Священницы и вси церковныя чада! Завели(ся) новые еретики, мучат православных христиан, которые поклоняются по отеческих предании, такожде и слог перстов по своему умыслу развращенне сказуют, да за то раб Божиих мучат, и казнят, и в дальныя заточения посылают». Затем он напомнил то, что он сказал Никону – лично перед всем собором, обратившись к нему с резкой отповедью: «Да время будет, и сам с Москвы поскочишь, никим же гоним, токмо Божиим изволением! Да и ныне вам всем глаголю, что он нас дале посылает, то вскоре и самому ему бегать! Да и вы, аще о том станете молчать, всем вам пострадать! Не единым вам глаголю, но и всем, на Москве и на всех местех, за молчание всем зле страдати!» Эта отважная речь, в которой всемогущий патриарх назывался еретиком, это поразительное предсказание добровольного ухода патриарха не оказали никакого влияния, кроме как ускорили высылку Неронова на Белое море[917].

Итак, реформы продолжались: однако, поскольку в данный момент церковные власти не настаивали на троеперстии, Стефан, после соответствующего разговора с царем, успокоил на этот счет Неронова[918]. Вместе с тем уже вошла в обиход отмена земных поклонов, введенная в действие в феврале 1653 года, так же как и отмена слова «истинный» применительно к Святому Духу. Печатались книги, заключавшие в себе другие новшества. В этот момент царь был под влиянием патриарха, как недавно он был под влиянием своего духовника. Прежние члены кружка боголюбцев все еще находились в заключении, рассеянные по Руси, высланные. Таковы были грустные известия, которые Симеон мог поведать Аввакуму[919].

Но с другой стороны, в этом положении вещей еще не было ничего непоправимого. Поборники истины находили возможность переписываться, ободрять друг друга и даже встречаться. Они находили живые симпатии среди высших представителей как черного, так и белого духовенства; последние, впрочем, не выказывали себя настроенными и против Никона. Бедный Стефан был всем сердцем с поборниками истины: он был слаб, жалок в своей слабости, неужели он никогда не воспрянет?[920]

Новшества Никона, в народных массах по крайней мере, наталкивались на пассивное сопротивление. Гонимые за веру казались лучшим людям более достойными уважения, чем гонители. Уже ходили рассказы о чудесах в связи с епископом Павлом, набрасывавшие тень на Никона[921]. Русское религиозное сознание было по самой природе своей склонно противопоставить широкой жизни, надменным повадкам, холодной бюрократической жестокости патриарха и его иерархов – смирение, кротость, бедность, а также и характерную простую речь и народный образ жизни священников, монахов, отшельников, оставшихся верными старому благочестию. Мягкотелые повиновались, но у верующих души сжимались от ужаса перед новшествами, от которых несло ересью: отрицать, например, «истинность» Св. Духа. «Книга о вере» предсказывала пришествие антихриста в 1666 году; внешняя война, начатая в мае 1654 года, раскол в церкви, преследование верующих, лжепророки – все, казалось, подтверждало, что на этот год готовится что-то страшное… А сам Никон, разве он не был предтечей антихриста?[922]

Страшная эпидемия моровой язвы, начавшаяся в июле 1654 года, свирепствуя вплоть до марта следующего года, опустошая всю Европейскую Россию, как бы подтверждала предсказания приверженцев старой веры. Власти покинули Москву. Царь был в войсках, патриарх выехал с царской семьей из Москвы, Крутицкий митрополит, его помощник, умер, монастыри вследствие эпидемии пустели, многочисленные церкви, даже соборы оставались без священников, в боярских хоромах оставалось по два – три человека; шесть полков, расквартированных в Москве, по своей численности равнялись теперь только одному полку, сообщение было прервано по всем дорогам, торговля и вообще вся экономическая деятельность приостановились[923]: по всему представлялось, что то был бич Божий, долженствовавший покарать Русь за неверие! Неронов это предсказал. Само Провидение осуждало Никона. 25 августа было днем начала волнений, возникших из-за изуродованных икон, найденных в Патриаршем дворце: «Иконоборцы поступали так же. И, кроме этого, патриарх держит у себя Арсения, еретика. Он извратил книги. Они ведут нас всех к смерти. Кара Божия на всех вас»[924].